Ее укусил муравей, и она почесала голую лодыжку. Слуга с постоялого двора хмуро на нее посматривал, взвешивая в руке кнут. Лене на всякий случай встала и поклонилась ему, но его лицо ничуть не смягчилось. «Я просто дождусь здесь Матиаса», - сказала она себе, проведя большим пальцем ноги перед собой, но внезапно ее охватило ощущение, что Матиас не вернется, что он попал в беду. Сложно было объяснить внезапный холод, но в животе будто заворочалась большая жаба, и Лене поняла, что ей не стоит здесь оставаться.
Она еще раз посмотрела на слугу, и тот с отвращением отвернулся и ушел. Лене переступила с ноги на ногу, размышляя, куда ей пойти, но не успела сделать и шага, как ее окликнули. Слуга, не меняя брезгливого выражения лица, кинул ей половинку подсохшего хлеба, и Лене, не веря своим глазам, прижала его к животу и мелкими шажками отошла прочь.
Лене съела половинку, как только отошла подальше от двора, вторую завернула в подол рубашки и решила оставить на черный час. Заходящее солнце золотило край деревьев, над полем стоял звон кузнечиков, и над дорогой лениво пролетали толстые шмели. Лене не знала, в какой стороне ее дом, а идти в другое место ей было незачем. Она оглянулась на хутор, где остался Матиас, гадая, не подождать ли ее или его, но увидела телегу, скрипевшую и вздыхавшую, будто существо, старше которого не было на свете, и подняла руку, чтобы спросить у добрых людей, как вернуться домой.
Это были крестьяне из другой деревни, ехавшие в город, чтобы привезти господину управляющему шерсть, и они не знали никого из деревни Лене, разве что слышали, что два года назад кого-то из их деревни задрал волк. Женщина смотрела на Лене с жалостью, пока та смущенно и сбивчиво рассказывала о том, как потерялась в лесу и теперь ищет свою бабку. Они долго судили и рядили, как лучше поступить с Лене, пока запряженный в телегу бык медленно вздыхал, отгоняя мух, и, в конце концов, решили отвезти ее в город, где можно было найти кого-нибудь, кто позаботится о ней и знает дорогу назад. Они ничего не слышали ни о пожаре, ни о господине, который переполошил всю их деревню, ни о смерти старого барона, да и вообще говорили мало и веско, предпочитая держаться вещей знакомых. Лене усадили на кучу мягких тюков, и она свернулась на них калачиком, радостная, что можно передохнуть и больше не идти не пешком. Она так уютно прикорнула среди мешковины, остро пахнувших шерстью, что быстро уснула, и ей приснилось, что они с Матиасом вернулись домой, и он катает ее на запряженной в телегу огромной собаке.
У ворот города ее разбудили, и, полусонную, стащили на землю, пока офицер досматривал груз и допытывался, кто они такие. У него были огромные усы, которые топорщились, как у таракана, и выпученные голубые глаза, а на каждом слове он лязгал зубами столь страшно, что Лене спряталась за телегой. Она слышала, как крестьянин с извинениями и поклонами вручил офицеру деньги, и тот, пересчитав их, наконец смягчился, но быстро отвлеклась, поскольку рядом на подставке стояла блестящая кираса. Поверхность ее отражала все, как застоявшаяся вода, и Лене не сразу узнала себя; настолько ее лицо и фигура исказились в ней. Она поглядела на себя сбоку, затем скорчила рожу, потом показала язык и обомлела, когда кираса неожиданно поднялась вверх, а ей самой достался такой подзатыльник, что она упала прямиком на барабан и свалила его на бок, отчего он покатился и оказался прямиком за злым офицером, который только-только подал сигнал, чтобы пропустить их. Тот не заметил его, сделал большой шаг назад и проткнул каблуком сапога баранью кожу, изумился и чуть было не упал навзничь. Среди солдат послышались смешки, и офицер покраснел и выпучил глаза еще больше.
- Какой негодяй осмелился это сделать? – он крикнул так, что спокойный бык прижал уши и попятился. – Всех запорю!
Сразу несколько рук вытолкнули Лене к нему, и, когда он наклонился к ней, хмурясь и пытаясь ее рассмотреть, она от ужаса икнула прямо ему в лицо.
- Что это за девчонка? – брезгливо спросил он, больно ткнув жестким пальцем ей в грудь.
- Это наша девочка, господин капитан, - сказала крестьянка одновременно с мужем, который заявил, что видит ее в первый раз. Они растерянно переглянулись, и крестьянин погрозил жене кулаком.
- Ничего не понял из вашего бормотания! Отвечать!
Они совсем смешались и принялись говорить, перебивая друг друга, но из их речи нельзя было ничего понять. Офицер плюнул им под ноги, и они дружно повалились перед ним, умоляя не наказывать их.
- Ты чья? – спросил он у Лене.
- Бабкина, - пролепетала она, окаменев от его близости.