- Вот что, моя дорогая, - сказала ей как-то графиня, когда слуги поймали Матильду, вместо занятий таскавшую яблоки из хозяйской кладовой, - это никуда не годится. Разве твой дед одобрил бы твое поведение? Он хотел видеть тебя настоящей баронессой, а не воровкой.
Матильда вспыхнула, но ничего не ответила, с тоской вспомнив, как дед привез ей подарки в последний день их счастливой жизни. Она жалобно взглянула на графиню, которая окунула руки в ароматную воду, пахнущую хвоей, а затем взяла розги, вымоченные в соли.
- Это лишь часть того наказания, которое получают злодеи, - шепнула ей баронесса, заставив оголить зад. – Поверь мне, десять ударов – ничто по сравнению с тем, как бьет палач, а его удары – пушинка, по сравнению с теми, что подарит тебе совесть.
- Я не хочу учить то, что мне не нужно, - еле выговорила Матильда, сдерживая слезы после первых пяти ударов. – Я хочу жить как дед… Посреди леса, где нет никаких людей. Охотиться на рассвете и делать, что мне заблагорассудится.
- Ах, глупенькая, - ласково ответила графиня, еще пять раз взмахнув розгой с такой силой, что Матильда прикусила себя ладонь, лишь бы не плакать. – Ты думаешь, что твой дед добровольно заточил себя в глуши? К тому же он наверняка был вынужден порой выходить в свет, чтобы напоминать о том, что еще не умер. Дай-ка я смажу тебе рубцы, иначе ты не сможешь сидеть... Рано или поздно ты вырастешь, и тебя потянет к людям, но что же ты им скажешь, если будешь темной и необразованной, как крестьянка?
- Некоторые крестьянки знают очень много, - запальчиво возразила Матильда, вспомнив бабку той девчонки, с которой они искали помощи.
- Неужто? – графиня приложила к ее заду что-то прохладное, успокаивающее боль. – И где же ты встречала таких крестьян?
- В нашей деревне, которую разорил ваш поклонник.
- Он мне не поклонник, - засмеялась графиня.
- Он убийца, - возразила Матильда. – Это он убил деда, госпожа!
- Даже если это правда, то не стоит говорить об этом вслух. Знаешь, как говорили древние мудрецы? Держи врага при себе, чтобы знать, что он замышляет. И тебе было бы об этом известно, если б ты читала книги. Как знала бы и о том, что не бывает крестьян, которые способны к высоким знаниям. Даже лавочники, и те дикари, хоть и мало-мальски научены грамоте. И увы! Про наших храбрых военных, ведущих свой род не от Вильгельма или Генриха, а от поломойки Марты и звонаря Ганса, я позволю себе сказать то же.
Нет, Матильда не могла на нее злиться даже после порки! Иногда она чувствовала себя комнатной собачонкой, когда ходила за графиней хвостиком, охраняя ее и наслаждаясь ее присутствием; она сердилась на себя, не зная, что поделать с таким недостойным для баронессы поведением, и все же старалась угодить своей спасительнице во всем. Вот и сейчас она не могла уйти от нее, хоть и была наказана, и не могла удержать свой язык в узде.
- Я собираюсь задержаться в этом городке ненадолго, - сказала ей графиня, еще раз окунув руки в серебряный таз с водой. Ладони у нее были узкие и белые, не то что у самой Матильды. – Вскоре день рождения императрицы-матери, и здесь соберется немало знатных людей… Из тех, что не воюют, разумеется. Я хочу расспросить их, не слышали ли они чего-либо о старом бароне. Как знать, вдруг он, тяжело раненый, добрался до чьего-либо дома.
- Вы очень добры, - отозвалась Матильда, сухими губами прикладываясь к ее мягкой руке. Запах хвои вызывал в памяти дом и охоту в темном лесу. – Мой дед отблагодарит вас, если жив… Но почему вы не назовете моего настоящего имени, чтобы все знали, кто я?
- Не надо лишних слухов, дитя мое, - засмеялась графиня. – Неужели ты хочешь, чтобы тебя обступили любопытные и принялись расспрашивать о каждом мгновении твоей жизни? Они будут дивиться и рассказывать всем, что видели девочку, которую с младенчества держали в лесу.
Матильда мотнула головой, разглаживая юбки. Нет, этого она точно не хотела.
- Тогда иди, - велела ей графиня, потрепав по щеке. – И будь хорошим ребенком. Завтра у нас будет чудесный день, я обещаю тебе.
Она сдержала обещание, и наутро слуги нарядили Матильду в новое платье, которое портной в спешке подгонял прямо на месте, набрав в рот булавок. Он мычал на подмастерье, когда тот был слишком неловок, и умудрился даже пнуть его ногой, когда нескладный мальчик уронил инструменты. Платье было очень красивым, из легкой и шуршащей ткани, какой Матильда никогда раньше не видела; и к нему прилагался настоящий взрослый корсет, и кружевные перчатки, и туфельки на каблучке с серебряными пряжками, и веер, и кушак, и даже настоящая жемчужная бусина! Когда Матильде принесли большое зеркало, и она увидела в нем бледную, большеглазую девочку, неуклюжую и испуганную, то вначале ей стало страшно, а затем радостно и удивительно. Новая одежда была ей к лицу, и слуги, рассыпавшиеся в словах восхищения, на этот раз говорили искренне, а учитель, искавший ее, чтобы напомнить о том, что Матильде нужно выучить наизусть стихотворение из «Благонравных сочинений», дважды прошел мимо нее, приняв за кого-то другого.