- Бедная девочка, - певуче сказала графиня, притянув ее к себе и баюкая, как младенца. – Ах, моя бедная родная душа…
От прохладного напитка стало чуть легче, тошнота прошла, но навалилась слабость, и Матильда неожиданно захлюпала носом, стараясь не заплакать. Ей хотелось крепче прижаться к графине, чтобы та утешила ее и сказала, что все это был всего лишь сон, и что все будет в порядке. «Я сильная, - мелькнула неубедительная мысль. – Я справлюсь».
- Что это было? – сиплым голосом спросила Матильда, подразумевая сразу все, что случилось: и зверя, и боль, и забытье. – Что со мной?
Графиня приложила ей палец к губам, приказывая молчать, а затем помогла слабой и дрожащей Матильде лечь в постель. Матильда напряженно следила взглядом за своей госпожой, как та распахнула дверь и приказала отпрянувшим служанкам немедленно приготовить грелку и куриный бульон. Порезы от стекла саднили и чесались под наскоро сделанной повязкой из льняной рубахи. Графиня, хмурясь, обошла комнату по кругу, задумчиво взглянула на картину на стене, потемневшую от времени: белое Иисусово тело снимали с креста скорбящие, и остановилась у окна, проверив, крепко ли заперта щеколда.
- Этот волк… - опять начала Матильда, беспокойно глядя в спину своей хозяйки. – Он преследует меня. Почему? Что я сделала не так?
- Тише, - ответила та, не оборачиваясь. - Не говори так громко, девочка. Местные болтливы.
- В-вы х-хотите сказать, - Матильда даже начала заикаться; она приподнялась на локтях, забыв про усталость, - ч-что м-меня за… заколдовали? Клянусь, я буду вести себя хорошо, и ходить каждый день в церковь, и молиться так прилежно, как никто не молился! Я даже готова уйти в монастырь!
- Ах, мое мечущееся дитя, - вздохнула графиня, но на этот раз без своей обычной ласковой усмешки, - не вини себя за то, чего не можешь изменить.
- Все можно изменить, - парировала Матильда, чуть-чуть воспрявшая духом: если на ней нет порчи и если ее не заколдовали, то ее никто не сожжет и не будет преследовать. – Мой дедушка всегда говорил, что человек – владелец своей судьбы.
- Твой дед… - протянула она и наконец-то обернулась. – Как ты чувствуешь себя, Матильда?
- Как будто долго падала с крутой горы, - честно ответила Матильда, наморщив лоб. – Меня все еще тошнит, и болят кости, и внутри все крутит. И туман в голове.
Графиня опять села рядом с ней и взяла ее руки в свои. Матильда подумала, что так, наверное, сделала бы мама, если б оказалась рядом, и ей стало одиноко и тоскливо.
- Как я не люблю быть гонцом, который приносит дурные вести, - сказала графиня, поглаживая ее ладони, ее вовсе не смущала грязь на пальцах Матильды. – Но, увы! тебе придется выслушать то, что я хочу сказать. Послушай, - внезапно перебила она самое себя, - ты когда-нибудь задумывалась, почему вы с дедом жили в этом ужасном старом доме? Он ведь почти разваливался на глазах.
Матильда удивилась, но пожала плечами. Ей вовсе не казалось, что их дом ужасен.
- Я так и думала, - прикосновения на миг стали жестче. – Твой дед оберегал тебя.
- От чего? – Матильде показалось, что ее губы запеклись, а язык был как тряпка.
- От мира. От себя самой. От проклятья, - последнее слово она произнесла тихо, словно желала убрать лишний пафос. Это слово пахло воскресной службой и богатыми одеждами кардиналов и епископов.
- Проклятья? – эхом повторила Матильда.
- Наверное, ты замечала, что отличаешься от других детей...
- Когда мы жили с дедом, там не было никаких детей, мне не с чем было сравнивать, - живо возразила Матильда. – Да, сейчас я вижу: у других есть отцы и матери, а у меня нет. Они хорошо умеют ладить между собой и взрослыми, а я нет. Они много путешествовали и видели разные города, а еще читали умные книги, знают этикет и куда сморкаться, а куда плевать… Но что такого, если я этого не знаю?
- Разница не только в этом, - устало заметила графиня, не отрывая взгляда от пальцев Матильды. – Далеко не каждый ребенок проведет несколько дней на ногах в тяжелом пути. И даже не каждый взрослый. Ни один ребенок не сможет нести другого по лесу. Разве не ты рассказывала мне о том, как тебе пришлось нести на плечах девочонку-крестьянку? Разве не ты недоумевала, что она уставала очень быстро? Тебе не кажется странным, что она, привыкшая к тяжелому труду, менее вынослива, чем ты?
- Не понимаю, о чем вы говорите, - Матильда напряглась. – Я много тренировалась. Дед учил меня стрелять и фехтовать. Я вынослива, вот и все.
- Ты не просто вынослива. – эти слова прозвучали как приговор. - Помнишь, как ты нашла мой гребень? Ты сказала, что нашла его по запаху.