Вызывало удивление не только то, что прокурор молчал, словно набрав в рот воды. Представитель государственного обвинения и за столом сидел как-то необычно, все время стараясь запрятать подальше свои ноги в отлично сшитых новеньких хромовых сапогах. Прокурору было не по себе оттого, что он чувствовал, как взгляды многих сидевших в зале людей все чаще останавливаются на его сапогах… В этом-то, собственно говоря, и заключалась разгадка странного поведения блюстителя законов.
Здесь мы должны приоткрыть завесу над одной из многих сторон мошеннической деятельности Шафраника и его компании. Дело в том, что руководимый Шафраником комбинат получал большое количество кожи для изготовления детской обуви. Но Шафраника совершенно не увлекала перспектива обслуживания нужд быстроногого юношества. И он пустил полученную кожу на изготовление сапог, туфель, босоножек и прочей модельной обуви для взрослых. Всеми этими изящными изделиями из хрома, замши и юфти Шафраник стал прежде всего оделять городское руководство. Само собой разумеется, что обувь руководящим лицам отпускалась комбинатом по себестоимости.
В конце концов и городской прокурор Ищенко был поставлен перед железной необходимостью заняться делами горпромкомбината. В один прекрасный день его «Победа» остановилась у здания комбината. Знакомство с делами завершилось довольно быстро. Ищенко вполне удовлетворил свою любознательность, получив квитанции на заказанную себе и супруге обувь. Так страж законности стал обладателем отличных хромовых сапог. И все было бы хорошо, не обладай эти сапоги одним секретом.
Есть особый, издревле известный способ изготовления кожаной обуви. В подошву закладывается небольшой лоскут бересты. При малейшем движении сапог или ботинок издает оглушительный скрип.
Трудно сказать, на каком этапе своей бурной, изобилующей многими взлетами и падениями жизни овладел Шафраник искусством изготовления обуви со скрипом. Во всяком случае эксплуатация этого профессионального секрета мастеров дратвы и шила сослужила Шафранику немалую службу.
Обладая богатой, мы бы сказали, изощренной творческой фантазией, Шафраник не только до предела усовершенствовал искусство создавать скрип в обуви, но и привел это искусство в соответствие с табелем о рангах. Для людей, обладающих даже минимальным музыкальным слухом, не составляло большого труда по звуку шагов отличить, например, прокурора города Ищенко от его помощника Сорочинца. Или супругу начальника управления местной промышленности Проценко от дражайшей половины председателя горисполкома Луки Вонифатьевича Высокоостровского. Количество и качество скрипа подручными Шафраника отпускалось в строгом соответствии со служебным положением заказчика обуви. Звуковая гамма была чрезвычайно широкой — от нежнейшего, как комариный, писка женских лодочек до мажорного, так сказать, руководящего скрипа сияющих ослепительным лоском хромовых сапог.
Жулик, как бы он ни был нагл, никогда не забывает о грозящем ему возмездии. Заметая следы своих преступлений, он стремится тем или иным способом обезопасить себя на будущее. Так действовал и Шафраник. Умасливая людей, от которых зависела его судьба, Шафраник стремился связать их, как говорят, по рукам и ногам. Во всяком случае, вторую часть этой задачи Шафраник мог считать успешно выполненной. Со всех сторон слышал он знакомое поскрипывание полученных незаконным путем сапог, туфель, босоножек — поскрипывание, которое звучало в его ушах сладчайшей музыкой.
Справедливости ради следует отметить, что город Т., в котором происходили описываемые события, как, впрочем, и другие города нашей страны, отнюдь не испытывает недостатка в обуви. Тут, как и повсеместно, существует давний, вполне оправдавший себя способ приобретения этой обязательной принадлежности туалета. Человек заходит в магазин, выбирает себе ботинки или туфли по вкусу и размеру, платит деньги в кассу и уходит с покупкой. Так может поступить каждый гражданин города Т., будь он даже прокурором. И если некоторые облеченные властью люди игнорировали этот простой и естественный способ пополнения своего гардероба, став завсегдатаями жульнической лавочки Шафраника и K°, то это характеризует их с самой неприглядной стороны. Они забыли о необходимости всегда держать в чистоте высокое звание советского руководителя.
Признаемся читателю, что картина, нарисованная в начале нашего повествования, является плодом фантазии автора. Суда над директором промкомбината Шафраником еще не было. И скажем прямо: описанная выше сценка понадобилась для того, чтобы предупредить события. Пусть на процессе, который состоится вскоре в городе Т., не будет ни одного человека, занимающего позицию стороннего наблюдателя. И пусть за прокурорским столом сидит человек в обычных, нормальных сапогах. В сапогах без скрипа.
Люди добрые, поверьте!
Мое внимание привлекла следующая заметка, напечатанная в вечерней газете:
«СЛУЧАЙ НА РЕКЕ. Вчера на реке, протекающей через наш город, произошел несчастный случай, окончившийся трагически. По неокрепшему льду шло некое служебное лицо. Тонкий лед обломился, и служебное лицо стало тонуть. На помощь бросился молодой человек на лыжах. Соединив две лыжные палки вместе, он протянул их утопающему. Но помощь, вероятно, пришла слишком поздно, и служебное лицо погибло».
Дело было не столько в самой заметке, сколько в комментариях к ней. Автор заметки, знакомый репортер, сообщил мне, что якобы между лыжником и утопающим произошел следующий разговор:
— Вы принесли справку из домоуправления о количестве иждивенцев? — спросило служебное лицо, судорожно цепляясь за хрупкий лед.
Лыжник недоуменно покачал головой.
— А справку с места работы, заверенную в нотариальном порядке?
Молодой человек снова ответил отрицательно и показал на нагрудный карман лыжного костюма, в котором не было ничего, кроме запасного крепления.
— Тогда зайдите завтра, — промолвило посиневшими губами служебное лицо и медленно погрузилось в ледяную пучину.
Этот диалог, несмотря на его кажущуюся фантастичность, мне лично показался очень правдивым. Больше того, по характеру необычных, на первый взгляд реплик я определил, что в заметке шла речь об определенном служебном лице, с которым я, оказывается, был давно знаком.
Да, я хорошо знал его, он сопутствовал моей жизни на протяжении многих лет.
Впервые мне пришлось с ним столкнуться еще в довоенные годы. Оказавшись как-то в жаркий летний день на станции Сарепта, Волгоградской области, я решил зайти в станционный буфет, чтобы выпить лимонада. И, уже взявшись за дверную ручку, я вдруг был остановлен грозной надписью:
Выведенная яркой лазурью во всю ширину буфетной двери, эта надпись действовала подобно магическому стоп-сигналу железнодорожного семафора. Я невольно отдернул руку, словно прикоснувшись к раскаленному металлу.
Мне предстояло решить трудную задачу. Действительно, могло ли мое желание утолить жажду служить достаточным основанием для посещения буфета? И что вообще можно было в данном случае подразумевать под понятием «дело»?
Мои сомнения рассеял задорный девичий голос:
— Заходьте, заходьте, не пужайтесь!
И юная буфетчица, видимо, украинка, угостила меня отменным квасом со льда. Когда же я спросил ее о происхождении странной надписи на двери буфета, то она ответила:
— Та хиба ж це я? Це начальство зробило.
Начальство, «зробившее» столь негостеприимное объявление, оказалось лицом, надзиравшим за буфетами Сарептской железнодорожной ветки. В ответ на мой недоуменный вопрос начальство сообщило:
— Объявление вывешено для порядка. А то ходят тут всякие…
Из этого даже не очень вразумительного ответа можно было понять, что сей администратор, сделав исключение для своего непосредственного начальства и подчиненных, давно и бесповоротно зачислил все остальное человечество в разряд «всяких», за которыми надо следить в оба и к которым уж безусловно следует отнестись с недоверием.