- Я буду за дверью, - пообещала мне Тильба и вышла из комнаты. Я видела, как она не доверяет обещанию рыжего палача, но и ослушаться не может.
- Иди, - улыбнулась я. Надеюсь, мой голос не дрогнул, хотя я отчетливо чувствовала испуг где-то в области живота.
Дверь закрылась. Маг защелкнул на ключ отделяющую меня от Тильбы дверь и, повернувшись ко мне, слишком долго изучал моё лицо. Мне стало неуютно под этим пронизывающим взглядом. Я заёрзала на кровати и попыталась свесить ноги, думая, что более собранное положение тела придаст мне некоторой уверенности. Но Мужчина не позволил мне этого сделать.
В три шага, он оказался возле меня и схватил железной хваткой за плечи. Мне показалось, что в тело впились клещами, и я вскрикнула от неожиданной грубости мага.
- Извини Хльюи, будет неприятно, - шепнул мне в ухо Ильиз, обдав горячим дыханием.
- Такая у тебя работа, - в тон ему ответила я, стараясь не выдать своего страха, - делать людям неприятно.
Скупая, грустная усмешка рыжего, и я задохнулась от боли. Мгновенной, словно молния, неописуемо злой боли, быстро сменившейся ярким светом, резанувшим по глазам и тишиной. Наверное, я потеряла сознание. Скорее всего, я сплю. Чувствуя невероятную лёгкость в теле, я решилась открыть глаза, чтобы понять, где очутилась и что со мной.
Я оказалась посреди безоблачного неба. Под ногами, где-то далеко внизу была земля, усыпанная малюсенькими точечками, не пойми чего. Слишком высоко, чтобы рассмотреть. Я не ощущала своего тела, только лёгкость. При попытке посмотреть на свои руки или ноги, несказанно удивилась. У меня их нет. Но на бесплотный дух, я не похожа. Будь у меня голос, я бы закричала, но единственные звуки, что были мне подвластны — шелест и вой, больше всего эти звуки напоминали пение ветра.
Догадка пришла внезапно, а вместе с ней и ощущение полёта. Я и есть ветер. Крылатый, лёгкий, прохладный ветер…
Невозможно описать словами это волшебное чувство полёта, эту невесомость, разрывающее душу на части всепоглощающее счастье. Кажется, именно ветром я должна была быть. Не человеком, нет. Ветром. Непостоянным, вольным, своенравным. Ветер нельзя обвинить в том, чего он не делал, нельзя оклеветать. Ветер нельзя обидеть. Нельзя сделать больно ветру.
Это и есть моя настоящая душа. Моя сущность, которую никто не сможет отобрать или загасить. Никто…
Мне казалось, что целую вечность, я парила в небесах, летала, спускалась вниз к земле, где срывала шляпки с зазевавшихся девиц, поднимала ввысь столбы пыли, шумела в кронах деревьев, играя с листьями. Я жалела бедные листья, попаленные жестокостью солнца. Жалела их и обдувала, пытаясь принести немного свежести.
Когда, я в очередной раз устремилась ввысь, внезапно исчезло чувство невесомости. Моё несуществующее тело налилось свинцовой тяжестью, и полёт сменился стремительным падением. Осознав, что я больше не ветер, а снова беспомощная девчонка, которая сейчас падает обратно на землю, где меня ждёт разгневанный дознаватель, я закричала от досады, не желая уходить из такого волшебного сна. Я кричала и плакала и цеплялась за воздух, но неизбежность вместе с землей приближались…
Ильиз Де Ронго
На мир плавно опускался вечер. Комната погружалась в мягкий, интимный полумрак. В свете заходящего солнца, лицо Хльюи отливало потусторонним, инфернальным оттенком. Дыхание девушки ровное и размеренное. Грудь медленно вздымается, обтянутая нежным шелком в мягких кремовых кружевах. Слишком простое одеяние для графской дочери, отнюдь не портило ее. Правда, красноречиво указывало на характер. Хльюи — это вызов системе. Протест. Это вредность во плоти! Она — сплошное презрение к общественным нормам. Это нежное создание — комок противоречий и парадоксов. При наличии довольно хрупкой тонкокостной комплекции, и миниатюрного роста, при ее нетронутой возрастом красоте и простоте, девушка все же была настоящим бойцом. Я знаком с ней неполный день, но не мог не оценить расчетливости ума. Паника? Это точно не про нее. Взять хотя бы, с каким хладнокровием она избавлялась от своей няни, ни взглядом, ни тоном не показав той, что страдает и, даже не подав виду, что ноги отнимаются, стояла с гордо поднятой головой, пока служанка не покинула нас.
Истинная дочь великого полководца! И теперь это… чудо… - моя головная боль.
Я тяжело вздохнул, растирая лицо ладонями, откидываясь спиной на гобеленовую спинку мягкого кресла. Закинул лицо к потолку, продолжая размышлять. Пытаясь принять. Пытаясь, свыкнуться. Но бросив очередной взгляд на спящую красавицу, из меня вырывается лишь недоверчивый хмык.