Шарю по карманам. Ага, так и есть. Пропуск на работу. Идиот. Назад не хочется, а надо.
Подымаюсь опять на свой этаж. Моя квартира — за поворотом и дальше по коридору. Останавливаюсь возле лифта. Слышу, шаркают, возятся.
Стою.
Высовываю голову из-за угла.
Долбососедка стоит там, ухо к двери приложила. К моей двери, блядь! Слушает, что у меня там делается. Подойти б щас, взять за шиворот да спустить к херам с лестницы.
Но не пойду. За моей дверью хлюпы, рыгота. Шаги тяжелые. Как будто кто-то шлепает по воде. Что-то переворачивается. Стол кухонный.
Не-е-е-е-ет, ребятки, туда я сегодня точно не ходок. Добазарюсь с охранником — он меня так на работу пустит, без пропуска. Будет, конечно, быковать, но пустит.
Может, ментов вызвать?
Не, не буду. А то вдруг там ничего нету и меня в дурку упекут?..
Вечер.
После работы двинул в бар с корешем Яриком. Посидели, кружек по шесть пива приговорили. Наконец-то чутка расслабился. Выложил ему все как на духу.
— Должно быть разумное объяснение, — говорит. Язык чутка заплетается. Почесал каштановую бородку. Аккуратная — пипец. У меня такая не получается ни хрена.
— Должно быть, ясный красный, — говорю. — Но нету.
— А не хочешь томограмму мозга сделать? — говорит.
— Чего, пардон?
— Ну, это типа сканирование такое. Покажет, есть у тебя мозговая опухоль или нет. Такая хреновина говенная. Всякие там глюки от нее быть могут.
— Да не глюки это! — почти кричу, допиваю кружку залпом.
На нас люди ажно оборачиваются.
— А давай пойдем посмотрим, че там как, — говорит.
— Не ссышь?
— Если по чесноку, я тебе не верю ни хрена. Не то чтоб я утверждаю, что ты брехло, но… приглючило. Да. Со всяким может, знаешь ли.
— Ладно, пошли.
А бар тот как раз в моем доме, на первом этаже. И вот мы, порядком бухие, вываливаемся, заруливаем в подъезд. Подымаемся на лифте. Подходим к квартире.
Вставляю ключ в верхний замок. Незаперт.
Смотрю в Яриковы пьяные глаза.
— Что? — спрашивает.
— Запирал утром, — говорю. — А теперь незаперто.
— Да не гони ты!
— Не ори на весь этаж, — говорю. — Правда запирал.
— Смотри-ка сюда, — говорит Ярик. Глядит в пол, поправляет чуть съехавшие очки.
Смотрю на плитку. От моей двери к общему балкону тянется слизь с прозеленью. С тонкими красными прожилками. Кровь?
Переглядываемся.
— Открывай, — говорит Ярик тихо.
Аккуратно нажимаю на ручку. Свет из подъезда освещает прихожку.
Все перевернуто: ботинки, тапки, пакеты, обувница. Велик на полу валяется. Зеркало разбито. Шкаф сдвинут. Кругом слизь вонючая. Блестит на стенах, жирно капает с потолка.
— Блин, ну и вонища! — Ярик закрывает нос и рот рукавом пиджака. Кашляет. Морщится.
Запах невыносимый. Тухлая рыба, водоросли гнилые.
В прихожке лежит тощий-претощий трупак. Только по халату и седым волосам понимаю: мымра с верхнего этажа. Теперь что-то наподобие мумии. Как будто высосали досуха. Рот разинут. Глазья пустые. Волосы клочьями в разные стороны.
Из-за угла в подъезде доносится
ХЛЮ-У-У-У-У-У-У-УП
Слышу шаги. Тяжелые. Волочатся.
Ярик вталкивает меня внутрь. Захлопывает дверку, запирает.
— Твою мать, ты куда меня привел?! — Глаза как салатницы.
— Ты сам хотел, — говорю одними губами.
Включаю свет.
На полу в комнате за прихожкой лежит белесая куча. Такие ж личинки, как та, что я летом смыл в раковину после велопрогулки.
— Да что тут на хрен творится?! — истерит Ярик. Прижался спиной к стене. Лицо в поту, мертвенно-бледное, с синевой.
Удар в дверь. Огромное, тяжелое.
Меня трясет. Ярика тоже.
Еще удар.
За дверью хлюпают, слюняво жуют, рыгают…
Удар.
— Дверь выдержит? — спрашивает Ярик.
— Я откуда знаю! — почти ору. — Должна выдержать!
Удар.
Ярик отлипает от стены, медленно приближает лицо к глазку.
Отскакивает.
Теперь я подхожу к двери, смотрю в глазок.
Господи… За что ж это? Что ж за дерьмо-то такое?!
Там, за металлом и обивкой, двадцать сантиметров от меня, стоит ОНО. Расплывчатое, осклизлое, бесформенное. Рот шамкает, похож на пожарное ведро. Из него красные куски выпадают. Как фарш мясной.
Поворачиваю голову к Ярику. Он сполз на пол, свернулся в позу эмбриона, зубами в колено вцепился.
— Не ссы, у меня второй этаж, — говорю. — Если что, в окно сиганем.
Он в ответ только мямлит — ни слова не разобрать.
Грохот в ванной. Раковина раскололась.
Ярик поворачивает голову на звук.
Мокрые шаги волокутся. ОНО рыгает.
Не вижу, что за углом — там, где ванная. Стою столбом.
Зато Ярик со своего ракурса видит. Глаза совсем безумные стали.
Шаги приближаются.
2017