— Не надо. Отпусти, — заговорил наушник.
Но Ольга не слушала Лишу. Она была слишком напугана и впечатлена увиденным на улице, чтобы так быстро признать факт преодоления этой жуткой полосы препятствий.
— Девушка, что Вы делаете? Прекратите баловаться, — прошамкал старческий голос у неё за спиной.
— Кто там дверь держит? Что за глупые игры? — послышалось за дверью.
Услышав это, Вершинина несколько оторопела, но дверь продолжала удерживать.
— Ты миновала портал, — сообщила Лиша. — За этой дверью нет опасности. Отпусти её.
Нерешительно отпустив ручку, девушка боязливо отступила от двери подальше, не спуская с неё настороженных глаз. Дверь открылась не сразу. На пороге появился пожилой мужчина в очках с зелёными стёклами.
— Безобразие, — проворчал он, взглянув на Ольгу. — Взрослая девица, а ведёт себя как ребёнок. Не стыдно?
И он, прихрамывая, поковылял вглубь помещения. За ним следом появились другие люди, которые появлялись из той же двери, и разбредались по расходящимся в разные стороны коридорам. Оказывается, вокруг было много людей. Они слонялись туда-сюда, переходя из одного коридора в другой, казалось, без какого-либо смысла. Ольга, не без дрожи, заглянула за дверь, в которую вбежала пару минут назад, и озадаченно обнаружила, что улицы за ней уже не было. Теперь там находился длинный серый коридор, по которому так же ходили какие-то люди, ничем не отличавшиеся от обычных среднестатистических граждан. Довольно быстро их интерес к странному поведению Ольги поутих, после чего они окончательно перестали обращать на неё внимание.
— Куда я попала? — как можно тише спросила она, обращаясь к Лише.
— Добро пожаловать в ад. Это первая ступень лестницы, ведущей в мир вечного кошмара. Регистрационно-пропускное бюро. Хо обожает иронизировать над людьми и их порядками. Поэтому, чтобы проникнуть вглубь его мира, необходимо пройти изнурительную процедуру регистрации.
— А куда подевалась вся та нечисть, от которой я едва ноги унесла?
— О, забудь об этом. То была всего лишь перманентная иллюзия, за пределами мира Хо, основанная на остатках его собственных воспоминаний. Что-то вроде хвоста, тянущегося за кометой. Ты ведь уже оказывалась в таких внештатных мирках пару раз, когда отправлялась в мир Евгения. Вспомни, зеркальную ловушку, заражённую реку. Всё это аналог того, что ты видела там — в городе-призраке. Настоящие же испытания берут начало именно отсюда.
— А в чём кроется подвох?
— Тебе трудно это понять, потому что ты привыкла к тому, что видишь здесь. Так как это широко распространено в реальном мире. Это — часть твоей жизни, неотъемлемая обыденность. Побочный продукт вашей нелепой цивилизации. Инстанции, комитеты, конторы, учреждения, палаты — великая, разветвлённая, бюрократическая паутина, которую сплело человечество, после чего, само же в ней и запуталось. Действо, охарактеризованное метким определением «бумажная волокита». Здесь не будет такой зрелищности и выброса адреналина, как там, где ты подверглась нападению жутких монстров, но зато тебя ждёт более тяжкое испытание. Ведь всякий, кто хотя бы раз оказывался в подобной ситуации, знает, насколько она изматывает, утомляет, давит на психику. Поэтому Хо и организовало эту собирательную модель тривиальной общественной инстанции. Так оно издевается над тобой, с присущим ему цинизмом.
— Чушь какая-то. Я не хочу терять времени. Говори, куда мне нужно идти.
— Прямо по коридору.
Чем дальше продвигалась Ольга, тем больше народу вокруг становилось. Люди толкались возле кабинетов, спорили, бегали, роняли какие-то бумажки. Некоторые сидели на скрипучих стульях, в то время как другие стояли, подпирая стены в унылом ожидании, когда освободится чей-нибудь стул, чтобы занять место раньше другого стоящего. Бледные, заморённые клерки время от времени пробегали по коридору с кипой бумажек. Откуда-то доносился стук печатной машинки, дополняемый сонным бормотанием радио и последовательным взвизгиванием матричного принтера. Всё это дополнялось возмущёнными репликами измученных посетителей, и короткими перебранками, вспыхивающими между ними. В дополнение ко всему, здесь было очень душно. Помещение абсолютно не проветривалось, от чего воздух оставался застоявшимся и спёртым.
Вскоре коридор закончился, и Оля оказалась в широком помещении, разгороженном высокой стойкой с несколькими окошечками, за которыми сидели хамоватые служащие. К каждому окошечку, обозначенному порядковым номером, тянулась длинная очередь. Хвосты очередей переплетались и смешивались, от чего возникала неразбериха, кто к какому окошечку стоит. Клерки, снующие в этой толпе, то и дело продирались через людскую массу, время от времени, отбрехиваясь от некоторых приставучих граждан, высказывающих им своё возмущение.
— Извините, простите пожалуйста, — Ольга поймала одного из таких клерков за рукав.
Тот только что отмахнулся от очередного посетителя. Его взгляд из-под очков с мощными линзами был усталым и сердитым. Осунувшееся лицо служащего вызывало жалость и сочувствие. Этот ещё далеко не старый человек, уже имел сверкающую плешь посреди редких прилизанных волос, а кожа его, после долгих лет изоляции от солнечного света, приобрела землистый оттенок. Не смотря на свою демонстративную занятость и раздражённость, клерк всё же притормозил, вопросительно взглянув на Ольгу.
— Вы мне не подскажете, где можно пройти регистрацию?
— Какую именно регистрацию?
— А что, есть несколько регистраций?
— Девушка, не морочьте мне голову. Точнее сформулируйте ваш вопрос. Вам какая регистрация нужна? Регистрация индивидуального индекса, регистрация на приём…
— На приём, — подсказала Лиша.
— Вот-вот, да, — закивала Вершинина. — На приём мне.
— Так бы сразу и сказали. Второе окошко, — служащий указал рукой, и тут же исчез в коридоре.
— Кто последний во второе окошко? — громко спросила Ольга.
С первого раза на её слова никто не отреагировал. Тогда она повторила настойчивее:
— Кто последний на приём?!
— За мной будешь, — буркнул бородатый мужик, притулившийся в уголке, возле несгораемого шкафа.
— Спасибо, — выбрав местечко посвободнее, где люди не толкались, она встала у стены, и задумалась.
От скуки, Вершинина принялась разглядывать узоры на старом, затоптанном линолеуме под ногами. Края линолеума отгибались на стыках, заставляя спешащих людей спотыкаться об них, каждый раз чертыхаясь.
— Долго ещё? — тихонько спросила Оля.
— Не знаю, — ответила Лиша.
Напротив, на стуле сидели мама с дочкой. Ребёнку уже так наскучило это времяпрепровождение, что она была не в силах даже шалить, и сидела, навалившись на мать, раскисшая и квёлая. Остановив блуждающий взгляд на Ольге, девочка вдруг произнесла:
— Мам, смотри, а вон у той тёти на ухе ящерка сидит.
— Не говори ерунду, — оборвала её мать.
— Но она же там.
— Хватит, кому сказала.
Ольга с опаской дотронулась до наушника.
— Всё в порядке, — успокоила её Лиша. — Она меня видит. Это нормально. Детям свойственно видеть то, что не видят взрослые.
Ожидание продолжало своё унылое течение. Очередь двигалась необычайно медленно. Дождавшись, когда за ней займут место, Оля решила немного поразмяться. Она вышла в прилегающее помещение, в котором находилось одно единственное окно. Подойдя к нему, она положила руки на подоконник, и принялась смотреть через мутное заляпанное стекло, на улицу.
За окном виднелся огороженный участок дороги, за которым, до самого горизонта, простиралось пшеничное поле. Неизвестно, была ли тому причиной грязь на стекле, но мир за окном казался каким-то тусклым, лишённым ярких красок, пасмурным, не смотря на то, что на небе не было ни тучки. Но, тем не менее, он манил к себе, звал на свои бескрайние просторы — на свободу, из тесной духоты кабинетного склепа.