— Ник, мы договорились после лекций встретиться с Олей, выпить кофе. Я по ней соскучилась.
Он хмурится, качает головой.
— Нет, у меня сейчас тренировка. Ты должна ждать меня на поле. Потом пойдем вместе, и ты встретишься с подругой.
— Но мы не сможем при тебе нормально поговорить!
— Зато мое присутствие гарантирует, что ты не скажешь ничего лишнего.
— Ты так все время собираешься за мной везде ходить?
— Я же сказал, скоро им надоест, и внимание к нам ослабнет. А пока только так.
— А если нам нужно будет в библиотеку, ты тоже с нами пойдешь?
Он невозмутимо кивает, и я бессильно опускаю руки.
— Хорошо.
Он берет меня за руку и ведет в сторону футбольного поля. На подходе к стадиону сталкиваемся с Саймоном.
Никита обнимает меня за талию, не удостоив его даже взглядом. А я не могу. Наши глаза встречаются, и я невольно подаюсь к Никите. В направленном на меня взгляде столько неприкрытой ненависти и похоти, что я кажусь себе голой. Хочется прикрыться руками, а еще встать под душ, чтобы отмыться.
Как я раньше этого не замечала? Или он умело маскировал свои чувства?
— Спокойно, не дергайся, — негромко говорит Ник, — он не подойдет к тебе.
Это правда, между мной и Саймоном как будто вырос невидимый барьер. Стеклянная стена, сквозь которую все видно, но которая не дает сделать ни шагу.
— Я его боюсь, — говорю шепотом и отворачиваюсь, — он никогда раньше так на меня не смотрел.
Топольский удивленно качает головой:
— Рили, Маша? Да он только так и смотрел. Просто ты не замечала.
— А ты когда успел разглядеть? Ты за нами следил? — не могу поверить в то, что слышу. И больше всего я шокирована тем, что Никита мной интересовался.
— Да он слюнями на тебя тек, там и следить не надо было. Как и все остальные, особенно после кастинга. Что ты вообще замечаешь? — мне кажется, или он злится?
— Я думала, я ему просто нравлюсь, — бормочу совсем сбитая с толку.
— Да он жрал тебя глазами везде, где бы ты ни появилась. Он на тебе помешался.
— По-моему, он меня ненавидит.
— Не тебя, — качает головой Топольский.
— Тебя? — останавливаюсь и сжимаю руку.
Никита тоже останавливается, окидывает меня странным взглядом, но быстро отворачивается и кивает в сторону поля.
— Сядь на скамейку и жди. Сегодня тренировка короткая, успеешь увидеться с подружкой.
***
В присутствии Топольского разговор течет вяло и скучно. У меня такое ощущение, будто я отбываю срок в тюрьме, а подруга пришла меня проведать. И мы разговариваем на глазах у надзирателей по телефону, глядя друг на друга через толстое стекло.
Оливка тоже вместо того, чтобы оживленно выбалтывать последние новости, вяло ковыряет десерт. Или мое настроение передалось, или у нее свое такое же.
То есть все плохо.
Но становится еще хуже, когда открывается дверь кофейни, и входит Райли. Я едва сдерживаю рвущиеся наружу неприличные слова. И голову даю на отсечение, что Никита тоже.
— Привет, — тем временем Райли подходит к нам, отодвигает ногой стул и падает за столик, — не против, если я присоединюсь?
По тому, как розовеют щеки Оли, с горечью осознаю, что была права в своих догадках. Моя подруга влюблена в этого подонка. А неприкрытая издевка, мелькающая в его глазах стоит нашим взглядам пересечься, служит лишним тому подтверждением.
— Ты уже сел, — Топольский не пытается изображать радушие, но Райли явно наплевать.
— Я тебя везде ищу, — он наклоняется к Оливии и берет ее за руку, — а ты вот где от меня прячешься.
— Я не прячусь, — Оливка хлопает ресницами и бросает на Райли такой говорящий взгляд, что мне хочется вцепиться ему ногтями в лицо.
— Правда? А то я начал волноваться.
Лихорадочно раздумываю. Я не могу ничего рассказать Оле о клубе, ладно. Но разве я не имею права предупредить ее о том, что Райли ублюдок, не заслуживающий внимания? Просто как подруга?
По-моему, вполне. Прокашливаюсь, откладываю салфетку.
— Оль, мне надо выйти. Идешь со мной?
Ну не пойдет же Топольский за нами в туалет?
Он не идет, но провожает достаточно говорящим взглядом. Чуть заметно киваю и тяну Оливку за руку.
— Не вздумай вестись на его подкаты, Оль, — говорю подруге, разворачивая ее лицом к себе, как только мы оказываемся за закрытыми дверьми.
— Почему? — она удивленно моргает. — А чем он хуже твоего Никиты?
Она хочет сказать, что я не лучше нее, но не смеет. Оля не готова жертвовать нашей дружбой. Выпускаю руку и порывисто ее обнимаю.
— Просто послушай меня. Просто поверь. Гони его в шею, он не стоит твоего внимания. Он мажор.
— Кит тоже мажор, — бормочет подружка, — почему тогда ты с ним? У тебя на руке браслет, и ты будешь говорить, что ты с ним не трахалась?
Хватаю ее за плечи и легонько встряхиваю.
— Не буду. Но я тебя очень люблю, Оль. Если ты веришь мне, тогда, пожалуйста, не верь Райли.
Она аккуратно снимает с плеч мои руки и говорит негромко, но твердо:
— Я видела твой рейтинг, Мари. У тебя оплачена учеба до конца года, и говорят, Кит оплатит все остальное. Ты можешь позволить себе больше не стоять на раздаче в столовке и не драить полы в раздевалке. Я тоже так хочу. И мне нравится Райли. Или ты считаешь, он не может на меня запасть просто так?
Подруга смотрит в упор, и я растерянно качаю головой.
— Послушай... — начинаю, но она меня обрывает.
— Нет, это ты меня послушай. Я вижу как Кит относится к тебе, Мари. Мы все в шоке, от него никто такого не ожидал.
Теперь я в шоке. Как сказать, что это все ради Игры?
— Я же тебе говорила, Оль, мы с ним...
— Сводные, я помню, — она кривит губы, — только пожалуйста, Мари, ты можешь хотя бы мне не врать? Так как он на тебя смотрит, не смотрят на сестер, даже на сводных.
— Как? — я вполне искренне в полном ступоре.
— Как будто он всех вокруг готов разорвать ради тебя, — отвечает она жестко. — Так что перестань читать мне морали. Твой пример показывает, что не у всех может быть так как у Норы с Коннором. И я сама буду решать, что мне делать, а что нет. Я ничего не скажу Райли, но ты просто больше не лезь ко мне с советами, ладно?
Она выходит из туалета, хлопнув дверью, а я остаюсь стоять как соляной столб, не в силах тронуться с места. Мои ноги словно приросли к полу.
Значит, Райли уже успел обработать Оливию. И самое ужасное, что теперь наша пара с Никитой для остальных станет примером. Или правильнее сказать, приманкой.
Я хотела разрушить Игру, а в итоге стала ее живой рекламой. И что с этим теперь делать, вообще не представляю.
По дороге домой Никита включает музыку на полную громкость, давая понять, что разговаривать не получится. Я молча смотрю в окно.
«Мазерати» въезжает во двор, тормозит у дома. Топольский отстегивает ремень, открывает дверь, собираясь выйти, но я хватаю его за руку.
— Подожди, Ник, прошу тебя, не игнорь. Скажи, что можно сделать? Как ей можно помочь?
Никита смотрит на мою руку, потом на ручку двери.
— Я разве не говорил, что ты не должна вмешиваться? И я тоже не стану лезть, извини.
— Пожалуйста, Ник... — тяну просяще, но он резко обрывает.
— Я вижу, ты упорно отказываешься понимать, под чем подписалась, — он закрывает дверь и откидывается на спинку. — Если ты отговоришь подругу, это будет означать, что я с тобой не справился. Мне придется снять с тебя браслет. Дальше сама додумывай. А еще подумай, почему Фарелл вдруг запал именно на твою подругу, хотя до этого внимания на нее не обращал.
Додумывать не приходится. И может я бы не поверила, но сегодняшняя встреча с Саймоном убедила меня, что он не успокоился. Они действительно больные ублюдки.
— Но почему все молчат? Почему ты молчишь? Почему никто не идет в полицию?
— А разве я записывался в супермены? — его глаза недобро сверкают. — И что ты предъявишь полиции?
— Разве это не тянет на попытку группового изнасилования?
— Изнасилования? — Никита хищно обнажает зубы. — Кто говорит об изнасиловании, Маша? Ты помнишь ту таблетку, что я тебе дал? Этот препарат просто отключает сознание. Тебе хватило половины, от целой тебя бы вырубило. А ты знаешь, сколько существует вариантов разных комбинаций? Например, снимающий запреты возбудитель. Один коктейль или инъекция, и ты сама на камеру будешь умолять, чтобы тебя ебали все и сразу. На коленях будешь ползать как похотливая сучка во время течки. И с этим видео ты потом пойдешь в полицию? Да там всем участком на это видео дрочить будут. А потом скажут, чтобы ты шла домой и не мешала работать. И дальше ты будешь готова на что угодно, лишь бы это видео не отправили мамочке с папочкой.
— Значит вы уже так делали, да? — меня колотит от гнева и отвращения. — И ты в этом участвовал?
Он не отвечает, окатывает ледяным молчанием, сбрасывает руку и выходит из машины.
До вечера мы не разговариваем. Но когда ближе к одиннадцати слышу в холле шаги, выхожу из комнаты.
Выглядываю с лестницы и вижу Топольского. Он стоит посреди холла в черных джинсах и футболке, листает экран телефона.
Вниз не сбегаю, скатываюсь кубарем. Хватаю Никиту за футболку, трясу и шиплю:
— Куда ты собрался? У вас опять это долбаное собрание, да? Скажи! Там сегодня будет моя Оля? Да не молчи же ты! Зачем ты снова туда идешь, Ник?
Он хватает меня за запястья и встряхивает так сильно, что у меня голова болтается как у сломанной куклы.
— Ты сейчас пойдешь к себе в комнату и ляжешь спать, поняла? Я закрою дверь снаружи, — отталкивает меня и выходит.
Бросаюсь за ним, но лишь натыкаюсь на захлопнувшуюся дверь и слышу как в замке несколько раз проворачивается ключ. Один замок, второй, третий.
Бегу обратно в комнату, хватаю телефон. Звоню Оливке — она вне доступа сети. Набираю Никиту — он тоже вне доступа.
Бегом обратно к двери, пробую открыть, дергаю — заперто. Звоню одногруппнице, которая живет в соседней комнате.
— Грета, привет, ты не видела Оливию?