– Да, – Виктор присел на кровать. – Всё, что тебе следует знать – это страшный и очень сильный человек. Я сделал так, что на какое-то время он переключит своё внимание на неё, но я не могу рисковать и сидеть, сложа руки. Я должен защитить её. И мне нужна твоя помощь.
Староста с изумлением таращился на раскиданные по полу простыни, затем нерешительно спросил:
– И что же я должен делать?
– Я прошу, чтобы ты просто оставался здесь и охранял моё тело.
Коля скептически посмотрел на однорукого «безумца» и, казалось, хотел что-то сказать, но Виктор опередил его.
– Коля, я знаю, что мы не друзья, – торопливо, но тихо, сказал он. – Знаю, кем ты меня считаешь, знаю, что жалеешь о том, что пришёл сюда. Я и сам жалею, что втянул тебя в это. И всё же, я рад, что ты здесь. И я благодарен, что ты меня выслушал, – он улыбнулся, насколько мог, и внезапно в глазах старосты всё же сверкнуло что-то от сноходца –любопытство и вера в нечто непознанное. – Ты можешь уйти, если хочешь, но если ты веришь мне, ну хоть чуть-чуть, веришь хотя бы в то, что для меня это важно, как ни что другое, я прошу только об одном: побудь здесь до утра и стереги моё тело, пока я не вернусь.
Виктор помолчал, затем словно опомнился, упал на четвереньки, достал из-под вороха простыней молоток и, поднявшись, всучил его Коле. Тот внимательно оглядел оружие, вероятно, выискивая следы крови, но тот был лишь слегка осквернён ржавчиной.
– Я сейчас лягу и уйду в мир снов, – проговорил Виктор. – Прошу тебя, не шуми, пока не вернусь, и будь начеку. Если кто-то постучится, сразу буди. Но только в этом случае! Слышишь? – он пристально смотрел на Колю и тот часто закивал – растерянный очкарик со «смертоносным» оружием. – Буди, только если точно будешь уверен, что кто-то пытается вломиться. И да, вот ещё. Если этот человек попытается говорить с тобой – не отвечай! Затаись! И не вздумай отпирать дверь, кем бы он ни представился. Понял?
В глазах старосты всё ещё ютились сомнения, и всё же он послушно кивнул.
– А чтобы ты не скучал, – Виктор метнулся к столу, взял свой недописанный дневник сноходца и отдал его Коле.
– Что это?
– Моя карта снов. То есть – дневник. Здесь я записывал всё о мире снов с самого начала.
Коля взвесил записи и скорчил одобрительную гримасу:
– Не мало. Почти как энциклопедия.
– Здесь не только мои наблюдения, но и весь мой путь с самого пробуждения. Там же ты найдёшь всё о человеке с бакенбардами – убийце моего брата. Его зовут Гуру. В общем, почитай, и ты всё поймёшь, – внезапно в груди что-то колыхнулось, и Виктору сделалось непреодолимо тоскливо глядеть на дневник Ньютона в чужих руках, словно только что он навсегда утратил ещё одну часть себя.
В голове мелькнула странная мысль: Больше я к этому не вернусь. Больше я ничего здесь не напишу.
– Ну ладно, – затем бодрее произнёс он. – А теперь, пожалуйста, оставь меня. Чая нет, но где-то в закромах был кофе и турка. Если любишь, то можешь сварить себе… И если меня не будет до утра, и так никто за ночь не появится, устраивайся на кровати. Я ей не пользуюсь… Только не гаси свет в прихожей. И пусть эта штука будет при тебе, – он указал на молоток и грустно улыбнулся. – Думаю, нам обоим так будет спокойнее.
– Как скажешь, – в конце концов, Коля тоже дружески улыбнулся, уже выходя из спальни. – Отдыхай. То есть, спасай, кого надо. Я присмотрю за тобой, – староста неловко помахал молотком, в другой руке бережно держа помятый дневник, на страницах которого таился путь Ньютона, которым Виктору вновь предстояло стать и, как подсказывало сердце, возможно это случится в последний раз.
Едва дверь легонько прикрылась с той стороны, Виктор отыскал в прикроватной тумбе склянку со стимуляторами и высыпал одну таблетку на ладонь. Его разум был слишком измотан и это грозило очередным забвением. Он боялся, что в таком состоянии не удержит контроль самостоятельно. Поэтому он закинул таблетку в рот, спрятал остальное, погасил свет и лёг на пол. Сноходец глубоко вдохнул, унимая тревогу в груди, и закрыл глаза.
* * *
Мимо него медленно проплывали стены бревенчатого колодца. Сверху была тьма, и снизу – та же тьма. Стен было четыре, затем стало больше, и вскоре они преобразовались в подобие винтовой лестницы. Ньютон парил между ступеней и пролётов до тех пор, пока не вспомнил себя и не подумал об Ане. Тьма и невесомость рассеялись, и он очутился прямо у Аниного дома.
Он затаил дыхание и прислушался. Над увядающими колосьями, в предзакатном коричнево-оранжевом небе порхали редкие птицы. Ветер гнал осенние листья, сорванные с отцветших вишен и постаревшего дуба. Над головой скрипели мельницы, чьи длинные тени протянулись до самого шелестящего леса.