Всё это говорило о том, что Гуру не просто сильный человек, он – лидер. Когда-то его окружали люди, сплочённые одной целью. Ньютон не знал, где эти люди сейчас, но догадывался по поседевшим вискам, морщинам и неизменно тяжёлому скорбному взгляду учителя. И хоть Ньютону почти не удавалось поговорить с ним о чём-то, кроме техник, он точно знал две вещи: учитель понимает его лучше, чем кто либо. И второе – Гуру что-то затевает…
Когда линию горизонта окрасил рассвет, Ньютон принял решение. Он пойдёт к Гуру и постарается быть ему полезным.
* * *
За окном квартиры октябрь собирался пролиться дождём на проспект, окрашенный жёлтым светом фонарей. Виктор сидел на кухне и дописывал в дневнике, когда в прихожей зазвонил телефон.
Услышав в шипении помех женские всхлипы, Виктор моментально узнал знакомый голос и всё же неуверенно спросил:
– Мам?
– Ой, сынок, – отозвался в трубке растерянный голос матери, точно это её застали врасплох. Женщина шмыгнула носом и заговорила почти бодрым, и всё же надтреснутым голосом. – Я уже думала, ты не ответишь.
– Ты плачешь что ли? – удивился Виктор и внезапно обнаружил, что впервые испытывает от материнского плача не раздражение, а только неловкость, словно не слышал его несколько лет, а не несколько месяцев.
– Нет, сынок. Я не плачу, – женщина глубоко вздохнула. – Как твои дела? – вопрос прозвучал настолько фальшиво, что Виктор отчётливо представил натянутую улыбку на заплаканном лице матери.
– Нормально, – ответил он и, различив на другом конце провода тихий всплеск и осторожный глоток, спросил. – Ты пьёшь что ли?
– Нет! – ответила женщина, оторвавшись от бутылки. – Конечно, нет!
– Да ладно, – мягко, почти снисходительно, сказал он. – Я же слышу. Что случилось то?
– Ничего особенного… Просто поссорились с Юрой. Снова... Но это ерунда! Правда! Думаю, он вернётся... То есть, за вещами то он точно вернётся, – в трубке раздался пьяный смешок.
– Кто такой Юра?
– Ты что, не помнишь? – женщина возмутилась.
– А должен? – Виктор усмехнулся.
– Ну, он мой... эм... Мой сожитель. То есть, теперь уже бывший сожитель. Вот...
– Ясно…
– Ясно? И всё? – казалось, мать разозлилась не на шутку.
– Ну да, – Виктор беззвучно смеялся, мысленно перебирая не один десяток бывших «сожителей» своей матери, которые сменяли друг друга столько, сколько он себя помнил. – А что ты хотела услышать?
– Мог бы посочувствовать, сын, – нравоучительным тоном заявила женщина.
– Зачем? Сама же сказала: «ничего особенного». Так оно и есть… Когда ты уже перестанешь страдать ерундой?
– «Страдать ерундой»?! По-твоему, моя личная жизнь – ерунда?!
– Тебе сорок лет, мам, какая личная жизнь? – с улыбкой спросил Виктор и, перехватив трубку поудобнее, спустился на пол.
– Ах ты – маленький невоспитанный... негодяй. Мне вообще-то только тридцать семь!
– А ума лет на пятнадцать, – продолжал злорадствовать Виктор.
– Кто бы об уме говорил, профессор, – женщина громко и надменно хохотнула. – Мне тут звонил твой куратор…
Ехидная улыбка исчезла с лица Виктора, и он напрягся.
– Говорит, ты много пропускаешь, остряк, – послышался долгий глоток, затем щелчок зажигалкой, и лёгкий треск тлеющей сигаретной бумаги. Женщина шумно выдохнула дым. – Что вы можете сказать в свою защиту, профессор?
– Я слегка приболел.
– Целый месяц – это называется «слегка»? Малыш, – голос матери неожиданно зазвучал участливо и ласково. – Что с тобой?
– Простуда, – ответил Виктор. – Обычная простуда. Я уже выздоравливаю.
– У тебя есть лекарства? Денег прислать?
– Не надо. Всё есть, – он хотел отказаться от денег но, вспомнив о пустом холодильнике, всё же попросил выслать немного. – Стипендии чуть-чуть не хватает, – объяснил он.
– Витюша, – после очередной долгой паузы заговорила женщина. – Я тут думала, – снова шипение сигареты. – Может, тебе не стоит жить одному?
Вопрос Виктору не понравился, и он попытался говорить, скрывая растущее беспокойство:
– С чего бы это? – ответа долго не следовало. – Алло? Ты здесь?
– Просто, я беспокоюсь за тебя, – голос матери едва заметно задрожал. – И я боюсь, как бы с тобой ничего не случилось…
– Что со мной может случиться? – с деланой самоуверенностью спросил Виктор, и внезапно его прошибло осознание того, что он произнёс это точь в точь, как любил произносить его брат.
Он забеспокоился, как бы мать не подумала о том же самом, но она словно и не заметила.
– Я боюсь, – продолжала женщина. – Боюсь, что ты сам что-нибудь сделаешь с собой...
Виктор молчал, а затем внезапно разозлился.
– Да о чём ты вообще думаешь? – выпалил он. – Что я с собой сделаю?