– Как самочувствие? – с улыбкой поинтересовался учитель, счищая с фрукта кожуру.
– Пока не знаю, – Ньютон приподнялся ещё выше, и в висках заломило.
Он прищурился, но всё же сел на постели из спальника и покрывала, снова посмотрел на свою левую руку, которая так и не «вернулась».
– Это нормально, – заметив его смятение, спокойно произнёс Гуру. – Мы в Эдеме, и фокусы с тонкой энергией, как в мире снов, здесь невозможны. Разум воспринимает всё вокруг, как реальность, поэтому и тонкое тело принимает форму физического и ничего с этим пока не поделать.
Мог бы предупредить, негодующе подумал Ньютон. Последнее, чего ему хотелось, так это чтобы Аня или Хосе видели его в таком виде. Они то выглядели такими же, какими Ньютон привык их видеть в мире снов, уж Аня точно. На той башне она была вроде прежней... Гуру тоже почти не изменился. Разве что чуть сбавил в животе, и залысины над загорелым лбом стали заметнее.
– Голодный? – спросил учитель.
– Нет, тошнит.
– У тебя сотрясение, – Гуру отрезал ломтик с белой мякотью и закинул его в рот. – Но, раз уж очнулся, всё нормально. Через пару дней всё пройдёт.
Ньютон огляделся: их скромный лагерь расположился на опушке, окружённой хвойными деревьями и деревьями-грибами. Возле кострища, в пепле которого валялись пустые консервные банки, раскиданы четыре лежанки, на одной из которых и сидел с трудом приходящий в себя молодой сноходец.
Он обернулся, пытаясь отыскать Аню и Хосе, но заметил лишь пленника. Корвич лежал отдельно от остальных, сонно свернувшись на собственном плаще в тени лиственницы. Его руки были скованны наручниками.
Ньютон осторожно встал и, чуть пошатываясь и держась за раскалывающийся висок, подошёл к пленнику ближе и ужаснулся. Лицо пепельноволосого было изуродовано до неузнаваемости огромной фиолетовой гематомой от середины лба до кончика искривлённого, будто вдавленного носа. Сине-зелёная опухоль пожрала глаза. А от виска до щеки тянулся уродливый шрам, сочащийся жёлто-красной лимфой. Шрам стягивали швы настолько небрежные, что казалось, они разойдутся в любой момент, и голова несчастного развалится на неравные половинки, как помидор, лопнувший на жаре.
– Знаю, знаю, – пережёвывая сочный фрукт, произнёс Гуру. – Выглядит не очень аппетитно, но всё не так страшно.
– А откуда у него шрам, разве я…
– Нет, ты только его вырубил. Шрам он сам себе заработал, во время взрыва, я думаю. Скорее всего, располосовал об ограду балкона, пока падал.
Ньютон почувствовал, как не то от увиденного, не то от головокружения к горлу подкатила тошнота, и рот наполнился желчной слюной. Но он только судорожно сглотнул и спешно вернулся к своей лежанке. Чуть переведя дух, он вновь спросил, кивая на пленника:
– А кто они?
– Лига Весов, – ответил Гуру, хмуро посматривая на Корвича. – Точнее то, что от неё осталось, – перехватив вопросительный взгляд ученика, он прекратил терзать фрукт и стал рассказывать. – Давние враги Ордена. Фанатики, которые считают своим призванием поддерживать в мире снов энергетический баланс. Мешают искателям, вроде нас, делать своё дело. Они считают, что добыча и поглощение артефактов разрушают мир снов.
– Почти как хранители, – с иронией произнёс Ньютон.
– Хранители – это те, кем они становятся после смерти, – учитель перехватил ошеломлённый взгляд ученика и с улыбкой добавил. – Конечно, это чушь. Но члены Лиги верят, что особенно преданных последователей после смерти ждёт слияние с общим разумом хранителей.
– По-моему, так себе перспективы.
– Я же сказал: они – фанатики. У них одно на уме: мешать нам. Так что для них это было бы идеальным продолжением бытия.
Гуру несколько секунд просто сидел с несколько отрешённым видом, затем отрезал кусочек фрукта, закинул его в рот, неторопливо прожевал, и вновь заговорил:
– Лига Весов – давний враг Ордена. Вражда между нами пошла с тех пор, как старый глава Лиги узнал обо мне и о моих намерениях соединить два мира. Разумеется, с тех пор мы стали для них главной целью. И так началась война.
– Война, о которой вы рассказывали? – спросил Ньютон.
– Да, – Гуру понизил голос, легко и медленно срезая кожуру длиной спиралью. – Война в которой не оказалось победителя. Они лишили нас многих хороших искателей. Мы лишили их предводителя. Без него участники Лиги утратили веру и силу. «Весы» развалились. А это, – учитель небрежно кивнул на Корвича. – Жалкие отголоски безумия.