В течение дня, поздороваться и высказаться, приходили практически все. Я всех приветствовал, выслушивал, хмыкал, уточнял некоторые моменты, но эмоций не высказывал, чем многих вверг в состояние изумления. Судя по всему, Астахова предупредили приготовиться к схватке. Этим и было вызвано его поведение при нашей встрече. «Будем смотреть, но не торопясь». В кабинет я вошел вместе со всеми, но сел в сторонке. Астахов широким жестом, показал на стул возле его стола:
— Товарищ подполковник Рубин, вот Ваше постоянное место.
Я сел на указанный стул, вынул ручку, перед собой положил секретную тетрадь. Открыл ее, написал дату, время. Астахов сразу же меня похвалил:
— Вот видите, товарищи офицеры, человек вышел из отпуска, но уже знает мои требования.
Я не реагировал. Мне все интересно, поэтому я конспектировал все подряд. Совещание он проводил по принципу: «Ни одного вздоха без моего разрешения или указания». Легко можно что-то не делать, ссылаясь, что он про это не говорил. Вот, у меня здесь все записано. Еще мой отец мне объяснил — «есть просто дураки, а есть дураки с инициативой. Никогда не лезь со своей инициативой. Придется делать все самому. Где мамонты, которые были как гора? Всех поубивали. А где клопы, которые спрятались по подушку? Все там и сидят. Основной лозунг, сынок — не высовывайся». Хотя он сам высовывался, где надо и где не надо. Вопреки своим рассуждениям. В тетрадь я записывал наиболее интересные места и все, что касалось лично меня. Народ очень разочарован моим мирным настроением. Совещание закончилось. И я ушел домой.
Дома Ирина начала пересказывать бабские новости. Оказывается, Астахов, скрытный алкаш, в прямом смысле слова. Напивается дома. Утром — не передохнуть. Запах забивает мятной жвачкой и тройным одеколоном. Пытается руководить женским комитетом, обещает всех «построить». А то «распустились полностью». Я посадил Иру напротив себя, дал ей медицинское заключение, а потом подробно обрисовал ситуацию.
— Это что — все правда? Ты можешь стать инвалидом, если не уволиться? Ты что хочешь досрочно уволиться, уехать из Германии на ту нищенскую пенсию? А куда ты устроишься работать без образования? Тебя могут оставить еще на три года, а потом перевести в какой-то большой город в хорошем месте. Там за пару лет получим квартиру, вот тогда и увольняйся. Для этого надо всего 6–7 лет максимум. Ничего с тобой за это время не будет. Ты жеребец еще тот. Давай прекратим этот разговор. Мои родители будут тоже против. Да нам и ехать, кроме Винницы, некуда. Даже не думай и не мечтай.
Вот так в этот вечер мы и закончили разговор о моем здоровье. Днем я позвонил генералу Гапееву, доложил, что приехал.
— Где отдыхал?
— В Трускавце, в Хрустальном Замке, но на отдельной закрытой территории. Там выездная кремлевская клиника, вот они меня и обследовали.
— С кем-то ты встречался?
— Да, один товарищ из Политбюро со своим персональным доктором медицинских наук и своим штабом. Каждый день общались. Потом он со своей командой улетел в Москву, ну а я сюда.
— Там у тебя новый командир.
— Познакомились уже. Целое море впечатлений.
— Я на следующей неделе подъеду. Тогда поговорим.
— Очень ждем, товарищ генерал.
Я дал эту интригующую информацию специально. Твердо уверен, Гапеев наверняка что-то знает. Ведь на меня делали запросы по всем направлениям. А с Астаховым мы схлестнемся по-взрослому. Но какой бы правый я не оказался, но он все равно командир полка. И в спорах с ним мне нужна крутая поддержка. Даже если он алкоголик.
На очередном совещании Астахов, обращаясь ко мне, повысил голос:
— А, Вы подполковник, почему не приступили к исполнению моего приказа?
— Разрешите уточнить, какого именно?
— Я приказал перекрасить всю технику.
— Разрешите уточнить — Вы меня перевели на другую должность? Что заместителя по технической части сняли, а меня назначили?
— Я отдал приказ вам обоим.
Заместитель по техчасти громко спросил:
— А где брать краску? На складах ее нет.
— Так найдите.
— Где? Есть лимит, мы его весь использовали.
— Меня это не касается.
Тут вмешался уже я:
— Вы перекрыли все наши дороги. Поэтому поезжайте и выбивайте лимиты.
— Вы что, будете указывать мне, что делать? — взвизгнул Астахов.