Дни заметно убавились. Побагровели вокруг Кедровска кудрявые ерники, оголились лиственницы. В начале октября прочно лег снег, сибирский антициклон принес колкую стужу.
Почти неделю пробыл Владимир в городе: защищал девятимесячный отчет по Северному участку. Спешил, хотел поскорее вернуться в Кедровск, увидеть Аню. Но опоздал.
— Она тебя целых два дня ждала, — сообщил Саша. — Раз десять заходила к нам в общежитие. Беспокоилась: не приехал ли ты? А потом заявилась какая-то девушка в очках и говорит: Аня должна срочно выехать в Красноярск. Не задерживайте ее, пожалуйста, это, дескать, очень важно для нее самой. А когда, мол, Владимир вернется, пусть обязательно ей напишет...
— Ну а сама Аня... Аня ничего тебе больше не говорила? Ну-ка, вспомни! — тревожился, расспрашивая, Владимир.
Саша виновато развел руками:
— Нет, не говорила,.. Понимаешь, она... в общем, вид у нее был... того... неважнецкий... Грипп, наверное...
Владимир пытливо-тревожно смотрел на Сашу. Он только сейчас заметил, как сильно изменился брат: всегда ясное и чистое лицо его посерело, вытянулось; у рта прорезались две глубокие морщинки. А ведь еще месяц назад их не было. Несладко, видать, и ему!
Владимир тотчас же дал в Красноярск телеграмму, а на следующий день отправил письмо. Ходил как неприкаянный. Уронил в шурф горный компас, потерял металлическую рулетку... Что же все-таки стряслось? Почему Аня так неожиданно уехала? Она писала ему, что пробудет в Кедровске до первого ноября. А сейчас только двадцать пятое октября... Нет, она что-то скрывала. Еще тогда, в Красноярске. Но что и зачем?
Утром почтальон принес ответную телеграмму.
«Аня находится в больнице тчк Если можете приезжайте тчк Чижова».
Измерять уровни и дебиты дренажных штреков Северного участка он больше не пошел. Написав заявление с просьбой предоставить отпуск на десять дней за свой счет, вручил его Томаху. Тот долго уточнял: зачем отпуск, куда Владимир поедет, кто вместо него будет выполнять работу и так далее. Потом заставил Владимира переписать заявление заново с обязательным указанием причины: «по семейным обстоятельствам». И вместо десяти дней — дал только три.
— Больше не полагается по инструкции, — бесстрастно пояснил он. — Мы даже на похороны или свадьбу даем не более трех дней. А у вас — ни то, ни другое. Просто дружеский визит, насколько я понимаю. Эта... эта Виноградова вам никто... даже не жена.
Владимир выхватил из рук Вадима Ильича заявление. Пусть будет и так. На споры и разглагольствования у него нет времени. Да и нужно ли это? Он был рад, что выбил хоть три дня. И в то же время, торопливо шагая к автобусной станции, чувствовал: сейчас он сделал уступку Томаху в чем-то таком, в чем никогда и никому нельзя уступать.
Вечером он был уже в Красноярске...
Дверь Аниной квартиры отворила худенькая девушка в больших очках.
— Вы... Володя?
Он кивнул, встревоженно поглядывая на девушку.
— Что с Аней?! Это вы давали телеграмму?
— Да, я... Меня зовут Надя. Надя Чижова... Мы работаем с Аней в одной партии.
Девушка пригласила гостя в комнату, помогла снять полушубок. О главном она пока не говорила, и это усиливало тревогу. И когда Надя заторопилась на кухню приготовить что-нибудь поесть Владимиру с дороги, он выключил газ и хриплым голосом сказал:
— Я сыт. Что с Аней?
— Она... она... очень больна... Сильное радиоактивное облучение...
Владимир машинально сел. Растерянно дергал за лацканы пиджака.
— Вы... вы сказали... Может быть, вы...
— Нет-нет, — горько усмехнулась Надя. — Я ничего не напутала... Анечка просто скрывала от вас свою болезнь... Теперь она попросила, чтобы я вам все рассказала... Она лежит в семнадцатой больнице. Третий этаж, сто двадцатая палата... Ее лечит профессор Назаров... Сто двадцатая палата, третий этаж...