— В Люберцах, в общежитии НИИ имени Скочинского.
— Напрасно, напрасно, — пожурил Кравчука Боков. — Впрочем, исправить это и сейчас не поздно. Я переехал в Москву три месяца назад, получил квартиру от министерства. Живу с мамой, две комнаты. Просторная, хорошая квартира, притом мама большей частью на даче — в Тарасовке. Короче: приглашаю вас к себе, живите, сколько вам нужно. Зачем вам эти Люберцы, периферия?..
— Спасибо, Игорь Николаевич, но я, пожалуй, останусь в общежитии НИИ имени Скочинского, — сдержанно произнес Владимир.
Боков подошел к гостю, мягко положил на его плечо руку:
— А вы, как я погляжу, по-прежнему держите на меня обиду? Зря, Владимир Петрович, зря... Кто старое помянет, тому глаз вон. Нам с вами надо жить в мире: одно ведь дело делаем. Какие грандиозные задачи поставила партия перед страной, перед нашей угольной промышленностью! Когда читаешь директивные документы, дух захватывает!
Владимир вглядывался в Бокова, пытаясь понять, что за человек теперь Игорь Николаевич, изменился ли он. А вдруг действительно поможет? Жизнь ведь нередко меняет людей, заставляет их по-другому взглянуть на себя, переосмыслить свои поступки. Внешне Боков ничуть не изменился: такое же, как и прежде, холеное, чисто выбритое, приятно пахнущее одеколоном «Рижанин» лицо; тщательно выглаженный, с иголочки, коричневый костюм, белоснежная сорочка, темно-красный в фиолетовую полоску галстук.
— А как ваша диссертация, Владимир Петрович? Окончательно забросили?
Владимир вздохнул:
— Некогда заниматься диссертацией, Игорь Николаевич. Да и вообще... — Он хотел добавить, что забросил диссертацию не по своей воле, а из-за его, Бокова, обструкции, из-за занятой им позиции, но промолчал. Зачем портить раньше времени отношения с человеком? Впереди ведь дело, ради которого он и приехал в Москву.
— Мда, жаль, Владимир Петрович, очень жаль... А я, знаете, защитил успешно докторскую. Всего два черных шара было при голосовании! Уже и корочки из ВАКа прислали...
Боков ждал, когда гость скажет традиционное: «Поздравляю! От души поздравляю!» — но тот не проронил ни слова. Сидел и безмятежно смотрел на носки своих коричневых, давно не видевших гуталина полуботинок. Словно то, чему радовался, чем гордился Боков, было ему совершенно безразлично. Надо же! И вот именно это обстоятельство больше всего и подействовало на Игоря Николаевича, неприятно укололо. Он переменился в лице и, заняв привычное место за массивным столом в виде буквы «Т», сухо-официально спросил:
— Так что у вас за дело ко мне, Владимир Петрович?
— Для того, чтобы пробурить на Южном участке еще три рекогносцировочные водопонижающие скважины, мне нужны деньги. Хотя бы шестьдесят тысяч... Вот смета. — Владимир вытащил из папки и положил перед Боковым сколотые скрепкой, испещренные цифрами и формулами двенадцать стандартных листков.
Игорь Николаевич полистал бумаги, потом откинулся на спинку стула, насмешливо взглянул на Владимира.
— Опять, значит, за свое?.. Я вот смотрю на вас и никак не могу взять в толк: неглупый парень, а занимается черт знает чем! Вы ведь испортили себе карьеру, основательно подмочили репутацию... Ну скажите, чего вы достигли с тех пор, как мы расстались? А ничего! Абсолютно ничегошеньки! Нажили себе врагов, поругались с Воловичем... Теперь вот и Говорова хотите втянуть в свою аферу. Пожалейте людей, Владимир Петрович, поразмышляйте о своем будущем! Одумайтесь, пока не поздно!
Владимир сжал до боли в пальцах папку. Стараясь говорить как можно спокойнее, заметил:
— О том, чего я достиг, побеседуем, извините, в другой раз. А сейчас я хочу услышать от вас одно: вы дадите нам шестьдесят тысяч или нет?
— Нет, конечно!
— Почему, разрешите узнать? — прищурился Владимир.
— А потому, что бросать деньги на ветер наше министерство не намерено. Скважины на Южном участке качают воду неэффективно, не те геологические условия — об этом красноречиво свидетельствует ваша же, печально знаменитая теперь третья рекогносцировочная. «Прославились» на всю Сибирь-матушку!
— Авария там произошла совсем по другой причине, геология не виновата...
Боков усмехнулся, покачал головой.
— Так говорят, когда хотят свалить с больной головы на здоровую, когда хотят выдать желаемое за действительное...
Владимир порывисто встал.