Зал насторожился. Махно продолжал спокойным и ровным тоном, сразу разбудившим репортеров:
— Я вижу, что великие державы посредством учреждения Лиги Наций постановили отодвинуть войну от себя подалее, на то, что считается дикой варварской периферией, недостойной человеческого к ней отношения. Так, область Шаньси в статьях Версальского договора передается от Китая к Японии, а представителя Китая в этом зале я не вижу…
— А корейцы даже не успели доехать! — крикнули от входа, но полицейские тотчас призвали крикуна к порядку.
— Таким вот образом ваше будущее мировое правительство, ваша будущая Лига Наций, планирует решать наши судьбы, судьбы малых народов. Господа!
Проснувшийся зал несколько недоуменно затаил дыхание. Правила политической игры все прекрасно знали: слабый должен блокироваться с кем-то сильным и довольствоваться потом крошками со стола этого последнего. Никакие громкие слова и пламенные речи ничего ровным счетом не значат перед массой совокупного залпа, перед сотнями тысяч штыков и десятками дредноутов, как морских — так теперь и воздушных.
Но сейчас все большее число делегатов, просыпаясь от сонного оцепенения, соображало, что говорит вождь Приазовской Республики. Республика устояла в боях против донских казаков, против Зимнего Похода. Со слов газетчиков, поход все полагали великолепно снаряженным и обученным, и подвиги Махно выглядели на таком фоне подлинным героизмом. Анархисты отбились, кажется, даже от страшных большевиков. То есть, со слов газетчиков, конечно. Истинную природу соглашений между Москвой и Екатеринославом не раскопал даже сэр Мэнсфилд Смит-Камминг.
Выдержав паузу, Махно неприятно улыбнулся:
— Мы, жители той самой периферии, никоим образом не согласны служить вам полигоном и рингом для джентльменских поединков. Сейчас в комнате с зелеными стенами, в жарко натопленном кабинете министра иностранных дел Франции, решено передать часть одной страны — Китая — другой стране, именно же Японии. Завтра так же, без нашего согласия, наши небольшие страны перейдут в чью-то зону влияния, либо напрямую, в собственность. Это есть нарушение первого же из «Четырнадцати пунктов» того самого мистера Вудро Вильсона, коему вы все непрерывно рукоплещете.
Махно сделал паузу, наблюдая, как вытягиваются лица по мере осознания перевода. Затем он резко двинул обеими руками вниз, словно закрывая невидимый занавес:
— Это есть первый шаг к тому, господа, чтобы мои конники жарили в том камине мясо, срезанное с ваших жирных плеч, а на теплых боках камина сушили портянки. Представьте хорошенько сию картину, вдохните запах! Вы создаете не мир, вы закладываете под Европу мину замедленного действия, сроком на поколение. В уставе Лиги Наций не оговорены меры принуждения к нарушителям. Следовательно, устав представляет собой очередную бесполезную благоглупость. Никакого мира Лига Наций не обеспечит, оставаясь бессильной говорильней. В сем, господа, со мной согласен и уважаемый вами всеми маршал фрацузского государства месье Фош, как известно из его же публичных выступлений и статей.
Теперь в зале не спал уже никто.
— …И, едва вырастет новое поколение мальчишек, не знавших мерзкого холода штыка под сердцем, вы снова поведете их на пулеметы! Вот что я читаю в статьях вашего грязного договора, где вы передаете земли от одного короля к другому, вовсе не заботясь об интересах жителей передаваемых земель!
В зале поднялся шум. На конференции всякий тянул одеяло на себя — за счет, понятное дело, ближнего своего. И македонцы обвиняли соседей по Балканам с не меньшей яростью, и румынская королева терзала Болгарию за регион Банат, и в схватке за Принцевы Острова звучали обвинения куда более грозные…
Но никто до сих пор не критиковал саму основу мирового порядка: общую конференцию, на которой спорные вопросы решались бы без войны!
— Истинное открытие господина Маркса состоит не в том, что у коммунистов жены общие, — Махно снова усмехнулся, а корреспондент за яшмовым драгоценным столиком, роняя слюну, зацарапал в блокноте: «Знаменитый анархист с трибуны Версаля провозглашает: у коммунистов жены общие! Подлинные слова Нестора Махно!»
— … Истинное открытие Маркса состоит в том, что новые производительные силы неизбежно создают новые общественные отношения. Так стальная хватка феодалов на горле планеты была побеждена не менее стальной пятой буржуазии, когда мануфактуры с разделением труда вытеснили цеховую систему мастеров-единоличников. Сегодня мы на пороге нового мира. Уже и мануфактуры на пороге смены, уже наука приготовляет вместо них механизированые заводы и безлюдные шахты! Новые принципы производства, неудержимое развитие техники, обеспечат все наши материальные потребности. Зачем тогда нам вся система принуждения к труду? Зачем тогда нам само понятие государства?