Делать нечего, два наркома смотрят. Степаныч рубанул строевым:
— Старшина полигонной команды Яловцов по вашему приказанию…
— Вольно. Что у вас за оружие?
— Винтовка Мосина образца одна тысяча восемьсот девяносто первого года!
— Что у меня в руке, знаете?
Степаныч знал, конечно: что же он за полигонщик, если таких вещей не знает:
— Патрон бронебойно-зажигательный с тяжелой пулей конструкции Смирнского-Добржанского, типа «Д». Пачка на десять патронов, упаковка пятого Московского завода.
Корабельщик взял из коробочки под навесом палочку мела, которым обводили на мишенях попадания, и поставил на серой броне «Д-13», повыше места водителя, крест. Обвел его ровным кругом; Степаныч, пожалуй, циркулем не сделал бы лучше.
— В такую мишень со скольки попадете?
— Стоя с пятидесяти, с колена — в ста метрах. Лежа и на трехста не промажу.
— Товарищ Ворошилов?
Нарком обороны, уже все понявший, величественно кивнул:
— Разрешаю.
Степаныч взял протянутую пачку, отошел под навес к столику, выщелкал свои патроны и живо зарядил бронебойные.
— Постойте! — завозился в машине Дыренков. — Он же попадет!
Корабельщик улыбнулся:
— Так и задумано. Попадет, а мы с вами будем в машине. Вон там, у пятого флажка. Испытание на себе. Ваша репутация повысится. Да и я выступлю в выгодном свете.
— Но… Но такая пуля с двухста пятидесяти метров…
— Пробьет вашу шестимиллиметровую броню, как бумагу, — кивнул Корабельщик. — Не бойтесь, мы же сидим ниже линии выстрела. Есть риск рикошета, но он в любом случае не выше, чем риск идти на вашем… Изделии… В настоящий бой.
— Но там же, где вы нарисовали крест…
Корабельщик сощурился и отчеканил, оборвав игру:
— Там бензобак. Да. И в бою, при попадании осколка или такой вот пули из обычной винтовки, прямо на голову водителя выльется несколько литров горящего бензина. Если бак не взорвется прямо над головой красноармейца, конечно. Черт бы вас побрал, вы забронировали целый автобус и не нашли более защищенного места для бака?
Дыренков рванулся выскочить из-за руля, зацепился отворотом кожанки за макет пулемета и упал, рассадив щеку о стальную подножку.
— Я знаю, почему вы так поступили, — Корабельщик посмотрел на выгоревшее июньское небо, даже не пытаясь помочь барахтающемуся в ремнях изобретателю. — Потому что бензонасос дорогая штучка. Проще повесить бак над головой бойца, чтобы бензин шел самотеком… Я читал об этом случае очень давно, и представить не мог, что все повторится так одинаково, так…
Нарком пошевелил пальцами в воздухе:
— Так глупо. Вы приговорили целую бронебригаду, понимаете вы это? Там, на поле, по ним будут стрелять кое-чем посерьезнее, чем винтовочка Мосина-Нагана образца царя Ивана!
Дыренков угрюмо чистил кожанку.
— Я могу понять, что вы проигнорировали наши рекомендации, — Корабельщик вздохнул:
— Мы же не военные, мы бумажные крысы, наркомат ебениматики. Да, слышал, конечно. Могу понять, что вы не представили нам деревянный макет на посадочные испытания экипажа и проверку эргономики. Вы же целый инженер! А я всего лишь нарком, как можно сравнивать.
Против желания, даже Степаныч улыбнулся.
— Но как вы не можете представить себе настолько простую вещь? Что по вашей машине будут стрелять, и не с целью напугать, а чтобы убить!
Корабельщик без усилия поднял изобретателя за крепкий кожаный воротник и отряхнул тушку сам — быстрыми взмахами ладони. Затем ткнул ногами в землю и как-то незаметно выдернул из брюк схваченного пояс, которым тут же скрутил ему руки за спиной:
— Старшина! Гражданина Дыренкова сдать уполномоченному. Его дело мы будем разбирать на Совнаркоме завтра… От себя лично обещаю вам лет пять здорового физического труда на свежем воздухе.
Затем Корабельщик четким наклоном головы попрощался с Буденным и Ворошиловым и отбыл в сторону проходной. Старшина Степаныч повел злосчастного Николая на губу. Ничего себе, цирк! Утром ты товарищ, девушек смущаешь новехонькой курткой… А еще солнце не село — и ты уже гражданин.
Буденный хмыкнул в усы:
— Так-то вот, Клим. Помню, в восемнадцатом, на проектировании ангаров, почти то же самое. Только тогда морячок действительно всех на сборку выгнал, под мокрый снег.
— Стоит ли? — самую малость недовольно проворчал Ворошилов. — Николай этот, какой ни есть, а инженер.
— Выступи за него завтра на Совнаркоме, — пожал плечами первый конник Союза, — ты народный комиссар, твое слово — вес.
Ворошилов подумал и отказался: