— Хватит, — сказал я, — опустим подробности. Куда ты ее увез?
— Машину я оставил где-то на Коштоянца. Дальше ехать не отважился. И так весь извелся: боялся напороться на гаишников. Выскочил как ошпаренный, забежал в какую-то подворотню и плутал между домов, пока не выбрался каким-то образом к «Звездному». Как доплелся до дома, не представляю: не дай бог еще испытать такое!
— Да, — глубоко вздохнул я. — Но полагаю, ты отдаешь себе отчет, что натворил. Даже — не глупость, это какой-то невообразимый идиотизм. Теперь-то ты уж точно увяз по уши: любой юрист подберет ворох статей — и препятствование правосудию, и сокрытие преступления, и черт знает что еще. Если только как-то выйдут на тебя, не отмажешься.
— А может, обойдется? — обреченно пробормотал он. — Никто ничего не заметил. Думаю… никто. А если и заметил, едва ли понял, что происходит. Ну почему брошенный где-то в машине труп должны связать со мной? Пойми же, не мог я иначе.
— Мог — не мог… Что уже обсуждать — ничего ведь не изменишь. А сейчас вот что: давай поднимайся и прокатимся.
— Куда? — У него округлились глаза.
— Туда, где ты оставил машину, — на Коштоянца. В любом случае придется оповестить милицию — пусть анонимно, но сделать это нужно: хотя бы для очистки совести. А пока давай, давай двигайся.
— Но зачем ехать? — засопротивлялся он.
— Не знаю и сам зачем. Поехали, а там посмотрим.
Но смотреть оказалось не на что. Мы прокатились по небольшой улочке, потом развернулись и на второй передаче — почти пешком — проследовали по ней еще раз: серо-голубой «Альфа-Ромео» не было.
— Как же так, — бормотал Борис. — Вон там, видишь — за хозяйственным, в тени того дерева. Здесь я ее и пристроил.
— Быть может, ты забыл? В твоем состоянии немудрено и напутать.
— Глупости! Я ничего не путаю, так врезалось все в память. Я искал затемненный уголок и, проскочив витрины магазина, въехал вон туда — боковыми колесами на газон. Давай остановимся и поглядим.
— Не стоит, — возразил я, — не иголку же ищем. И ни к чему нам здесь больше маячить.
На обратном пути мы почти не разговаривали. Я чувствовал себя очень усталым и опустошенным. Борис, очевидно, тоже — сидел как пришибленный, погруженный в свои, наверное, невеселые размышления. Уже обозначились первые признаки всеобщего пробуждения: небо заметно высветлилось, а уличные фонари потускнели; автомобилей прибыло — смазанные, блеклые сполохи габариток то и дело проносились навстречу и мимо, кое-где на тротуарах мелькали редкие унылые фигуры прохожих.
Было около половины шестого, когда мы вернулись и вновь разместились на кухне. Я попросил кофе, и пока он молол зерна и манипулировал над джезвейкой, с наслаждением потягивал первую за три месяца сигарету. Немалых усилий стоило мне бросить курить, но сейчас требовалась недюжинная воля, чтобы сдержать зарок, а весь мой лимит стойкости в эту суматошную ночь напрочь исчерпался.
Похоже, Борис несколько оправился от потрясения: лицо его приобрело естественный цвет, и кофе не плескалось, когда он пододвигал ко мне чашку, и в голосе появилась некоторая живинка.
— Что ты об этом думаешь? — спросил он.
Чем больше я думал, тем больше не нравилась мне ситуация, но я постарался не выказать своего беспокойства.
— Не знаю, что и думать. Если ты не ошибся… Может, она была жива?
— Исключено, — уверенно сказал он.
— Тогда, — я никак не мог сосредоточиться, — ну, тогда… Или за тобой кто-то следил… Или — это, пожалуй, ближе — автомобиль обнаружил милицейский патруль. Скорее всего, так оно и случилось.
— И что же теперь?
— Да ничего. Что тут можно сделать. Остается лишь ждать — ждать и надеяться. На то, что не удастся ухватить нити, связывающие тебя с ней.
— Нити? — повторил он. — Да нет никаких нитей!
— Не с улицы же ты ее привел, — съязвил я.
— Нет, конечно. Но нас действительно почти ничего не связывало. Случайное, можно сказать, знакомство. Произошло оно на презентации сборника о Никулине. Первая книга в серии «Великие москвичи». Презентация проводилась под эгидой мэрии, и публика собралась довольно-таки разношерстная. Она была в компании деловых людей — никого из них я не знаю. Кстати, нас представил друг другу твой приятель из «Новой». Ну этот… Бронский.
— Илья?
— Точно. Илья Бронский. После мы столкнулись с ней уже на выходе: не знаю, как случилось, но она отбилась от своих спутников, а так как в тот вечер почему-то была без машины, я предложил ее подвезти. Женщина — глаз не отведешь, и я решил, что неплохо бы сблизиться. Она все твердила, что замужем, что по горло занята, но, расставаясь, записала мой телефон. Обещала позвонить и через пару дней вправду позвонила. Потом были два-три чудесных вечера, здесь, у меня. А дальше — ничего: то ли она не могла, то ли не хотела продолжения. Хотя нет: однажды связалась со мной по телефону — ей нужен был один из наших подарочных альбомов, и я помог его приобрести. Вот и все. Вплоть до этого последнего звонка я ничего о ней не слышал.