— Все — сдаюсь. Довольно. Затеяли какую-то дурацкую игру. Третья сила, пятая колонна — чушь беспросветная!
— Возможно, и чушь. Только тебе определенно нужно посторожиться. Знаешь, какой любимый слоган у моего начальника? Ходи осматриваясь. Пока только шишки, а там… — Он оборвал себя. Чертыхнулся и неожиданно заключил: — Надо тебе обзавестись пистолетом.
— Окстись, Александр! До сих пор я только в кино видел, как им пользуются.
— Но ты же служил.
— Угу. В роте охраны. Через день — на ремень. С древним автоматическим карабином за плечом. И за все время три раза удалось пальнуть на стрельбищах. Экономили патроны.
— Дело нехитрое, в пять минут обучу.
— Перестань, — усмехнулся я. — Думаю, так далеко не зайдет. Буду ходить осматриваясь. — Потом хватил еще рюмашку, перевел дух и буркнул: — Хотя пока что даже не представляю, куда ходить.
Саша неожиданно встрепенулся, хлопнул себя пальцем по лбу и проговорил:
— Ох, черт! За всеми твоими занимательными побасенками совсем позабыл.
Он полез за пазуху, вытянул из кармана какой-то сложенный вчетверо листок, разгладил и положил передо мной. Я прочел вслух: Лидия Абрамовна Панкина, 1960 года рождения, адрес… телефон…
— Ох, черт! — глупым эхом повторил я за ним. — Неужели это?.. Что же ты молчал, чертяка!
— Не знаю, кем эта особа приходится твоей Дарье. Но она ухаживает за могилой ее деда — некоего Мартына Ригеля. Наверное, родственница. Может, какая-то вода на каком-то там киселе, но не обессудь. На безрыбье…
— Что ты, Сашок. Это не рак. Для меня это прямо-таки пряная сельдь. Отличная закусь под нашу водку. Выпьем. Выпьем на радостях. За тебя. И я побегу звонить.
— Куда, пьянь паровозная? — Саша хохотнул. — Посмотри на время. Кто звонит в такую поздноту?
Я задрал рукав. Но не успев разглядеть циферблат, навострил уши: в комнате что-то вдруг заурчало, затем еще и еще. Я прислушался, осклабился, тупо сказал:
— Вот — кто-то звонит в такую поздноту. Не все так хорошо воспитаны, как мы… как ты. — И поспешил в гостиную.
Помыслилось на миг, что звонит Наталья. Я содрал трубку, но услышал дребезжащий надрывный голос:
— Какого хера ты, сучара, натравил на меня ментов? Я тебе говорил, что ни хрена не знаю про эту шлюху. И не хочу знать. И плевать мне, где она и что с ней. Ты, падла, что, сам не дотрахался, да?
— Алло, — выдавил я, стараясь вернуть отвисшую челюсть на место. — Кто это?
— Я, мудак, я. Тот, кому ты задумал пришить какое-то гребаное дело. Какую мутню ты навесил ментам на уши, что они теперь с меня не слезают?..
Похмельная голова соображала туго, по потом разом хлестануло пониманием, кто именно на ночь глядя удостоил меня столь бурным излиянием безудержного почтения. Я ухмыльнулся и вклинился в извергающуюся магму:
— Дурак ты, Федя. Воспитанные люди не звонят в такую поздноту.
— Что?! — хрюкнула трубка и бешено завибрировала: — Ах ты, сука, ну погоди! Я тебя, козел вонючий, изловлю, не спрячешься. Я тебя в землю зарою, одни уши будут торчать. И никакие гребаные менты не помогут. Ты у меня узнаешь, кто я такой.
— Я знаю, — сказал я бесстрастно. — Ты потенциальный зэк. Тебе пора в тюрьму, на перевоспитание.
— Ах ты, сука! Ну погоди…
— Ты повторяешься, Федя. И надоел мне до чертиков. Так что пошел ты на…
Я бросил трубку и вернулся на кухню — к наполненным чаркам и вопрошающему взгляду Саши. Я объяснил, кто и что, и спросил:
— Скажи, детектив, как можно зарыть в землю, чтобы одни уши торчали?
— Юмор висельника, — отозвался он хмуро. — Не вижу повода для веселья.
— Как же не видишь? Вон твои бывшие коллеги вовсю развернули поиск. Уже на Ломова вышли. Не пойму только, что его на меня навело?
— Нет, — не слушая, пробормотал Саша, — как хочешь, а я тебе все-таки оставлю это…
Он опять полез за пазуху и извлек крохотный черный пистолет, этакий детский пугач, и кинул его на стол.
— Ты что?! — вздыбился я. — Убери-ка. Не надо…
— Хватит, — отсек он решительно. — Не волнуйся, это газовый. С ним и дитя справится. Пусть все-таки будет при тебе. Хоть что-то. Мне поспокойней.
Уговорить его переночевать у меня не удалось. Ему предстояла срочная встреча с самого раннего утра, и мои беспокойные предостережения о гаишниках он отмел с ехидным смешком: «Сам ты пьян. А я все-таки, как вы, сударь, изволили заметить, детектив — попробуй меня так просто подлови». Я запер за ним дверь и воротился на кухню. Полюбовался веселым натюрмортом: вороненая игрушка на белой столешнице — меж рюмками, грязными тарелками с вилками, переполненной пепельницей и полуопорожненной банкой соленых огурцов. Потом ухмыльнулся, взял ее в руки, повертел и так и сяк, поплелся в прихожую и засунул во внутренний карман куртки.