Метрах в трех от «девятки» стояла черная «Альфа-Ромео». Я подбежал к своей машине, быстро завелся и рванул с места. Но тут же тормознул — вспыхнула мысль, что иномарка вполне могла принадлежать Федору. На всякий случай зафиксировал номер и снова газанул. В конце переулка юркнул налево, потом еще раз свернул, попетлял немного, и к тому времени, когда выбрался на Кутузовский, горячка отпустила и я окончательно расслабился.
Каким-то странным кульбитом в сознании происшествие укрепило меня в намерении ехать в Облатовку. Быть может, сработал животный инстинкт, побуждающий убраться куда-нибудь подальше — туда, где никто не догадается тебя разыскивать. Я встроился в густой транспортный поток и надолго прописался во втором ряду. Ровное движение позволяло держать умеренную скорость и контролировать обстановку, не особенно напрягая внимание. И спокойно обдумать ситуацию.
Хотя какое уж тут спокойствие. Сам факт, что я стал объектом столь бурной и неуправляемой ненависти, нагонял весьма неприятные чувства. И чем это проняла Ломова наша бдительная милиция? Мои туманные намеки при той дурацкой встрече, разумеется, дали ему повод подозревать, что именно я снабдил сыскарей некими опасными для него сведениями. Но что, интересно, они могли предъявить ему — до такой степени его взбудоражившее и взбаламутившее? Появление Ломова в пиццерии не было конечно же случайным. Выходит, он следил за мной. Где и когда Федор Ломов сел на хвост? Неужели караулил у дома ни свет ни заря и затем два с лишним часа сопровождал, чего-то выжидая? Что это, злобная мстительность несколько свихнутого малого? Или все гораздо сложнее и серьезней, чем я в силах сейчас представить? Я попытался сообразить, не мелькало ли по пути нечто похожее на черную «Альфа-Ромео». Но тотчас же вспомнил, что имею дело с профессионалом, наверняка обученным искусству наружного наблюдения. Мне сделалось как-то неуютно, даже всего передернуло от тревожного ощущения беззащитности: черт знает, кто еще мог неприметно увиваться вокруг меня — и неизвестно, с какими помыслами. В голову шмыгнула курьезная прибаутка Сашиного начальника. Я усмехнулся: вот так-то, милейший господин Рогов. Ходи осматриваясь.
Скандал беспокоил меня и в другом плане. Я на все лады прокачал мысль о возможных последствиях. Пожалуй, ни хозяин пиццерии, ни клиенты-зрители не станут раздувать историю — встревать в хлопотное и, по виду, крайне сомнительное дело им нужно так же, как кобыле лишний груз на телеге. Если только я не сильно зашиб эту скотину и не потребовалось вмешательства «скорой». Кажется, на виске проступила кровь, но, судя по тому как скоро он очухался, удар серьезных повреждений ему не причинил. В воображении всплыла картинка: Ломов на карачках, очумело трясущий гривастой башкой, — приятный, надо сказать, клип, наполнивший душу тихой ребяческой приподнятостью. Я здраво рассудил, что ему-то тем более не с руки привлекать к себе милицейское внимание, которого он, похоже, страшится пуще, чем черт ладана. Мужик он физически крепкий, двужильный — наверняка выдюжит. И поспешит ретироваться с поля боя. Что последует дальше, я тоже хорошо себе представлял: спесивый дурак не снесет унижения и не угомонится, пока не посчитается с паршивым газетным писакой.
Я почти на все сто был уверен, что он будет подстерегать меня у дома. Перспектива далеко не вдохновляла. Но я не стал зацикливаться на разного рода страшилках, решив, что успеется — обмозгую на обратном пути и разработаю меры самозащиты. В конце концов — кто это мудро изрек? — предупрежден — значит вооружен. Пока же чем больше я думал о Ломове, тем сильнее меня занимала явная несуразность, неадекватность его поведения. Как ни крути, оно не укладывалось в нормальное измерение. Задачка сразу со всеми неизвестными. Может быть, стоит попробовать ее раскусить? Мысль затягивала все глубже и глубже, в итоге я погрузился в нее по макушку. Побарахтался вдосталь и вынырнул с твердым, но тревожным намерением немного поохотиться на этой загадочной территории. Я внутренне поежился, совершив в голове столь сомнительную перетасовку позиций ловца и дичи, но потом рассудил, что хуже не сделается, даже наоборот, — разведав подноготную невесть откуда взявшейся угрозы, можно будет если не предупредить ее, то, по крайней, мере, сколько-нибудь осмысленно ей противостоять.