Я откашлялся и вымолвил:
— Не знаю. Красивая женщина. Но больше ничего не знаю.
В самом деле, что мне о ней известно? Три — нет, четыре встречи с очаровательной незнакомкой, которая так и осталась тэрра инкогнита. У меня упало сердце. Черт подери этот проклятый «Фольксваген», неужели моим преследователем была она? Но зачем? И нападение на Милу?.. Чушь, она так искренне сострадала, когда я рассказывал.
— Пожалуй, ее стоило бы прощупать, — услышал я. Он хохотнул и прибавил: — Не физически, разумеется. Хотя если она красива…
— Она не имеет никакого отношения к банку, — пробормотал я.
— Вот черт, дался тебе этот банк. Ты как зашоренный, уперся во что-то одно, и ни влево, ни вправо глазом не поведешь. Я повторю то, что уже предположил: на поле, возможно, играет кто-то третий. Может быть, она имеет какое-то отношение к Ломову? — Я задохнулся от неожиданной прозорливости, и по спине пробежал холодок. А он спокойно продолжал: — Мы обсуждали с тобой, что уж провокация с долларами никак не может быть затеей банка. Их самих, похоже, кто-то подставил. Вопрос в том — кто? Если плясать от твоего Бориса, то я скорее обратил бы внимание на Ломова и его окружение. Может, это всего лишь что-то личное. Тамара — его жена, твой друг — ее любовник… Подумай-ка.
— Нет, — угрюмо запротестовал я, — не получается. Зачем ему тогда подставлять банк?
— А черт их знает. Может, таким образом тебя изолировать. Прыти поубавить.
— Не получается, — повторил я. — Слишком сложно и хитроумно. Проще бы просто разделаться со мной. Как с Тамарой и… с Борисом. А Мила, Борисова жена? Ее-то зачем было избивать? И ведь что-то искали. А Курлясов? Как объяснишь его нападение на меня?
— Нет ответа, — хмыкнул Саша. — Но путаник ты великий. По-моему, ты просто гонишься за двумя зайцами. Ладно, черт — нет, бог с тобой. И все-таки, если хочешь, я постараюсь что-нибудь выяснить об этой самой красивой хозяйке «Фольксвагена».
— Не надо, — поспешил я отказаться. — Я сам попробую.
— Ну конечно, — засмеялся он. — Ты настоящий друг. Самое опасное непременно возьмешь на себя.
Путаник я великий. Знал бы Бекешев, до чего же он прав. Я положил трубку и минут пять сидел, неподвижно уставясь на телефон. Обрушившаяся на меня информация все безнадежно запутала в мозгах. Проклятье! Только начинает казаться, что обрел хоть какую-то твердь под ногами, как почва снова расползается — и опять вязкая топь. Борис — Тамара. Борис — Ломов. Борис — «Универс»… Пестрые кусочки смальты никак не сводились в сколько-нибудь обозримый гармоничный узор. И Наталья!.. Серый «Фольксваген»… Я почувствовал почти физическую дурноту. Больше всего мне хотелось напиться до чертиков.
Я поднялся, побрел на кухню и убрал бутылку в шкафчик. Недоставало только впасть в черную депрессию. Нельзя, никак нельзя распускаться. Я тупо поглядел на исчерканный листок, хохлящийся на столе, склонился над ним и стал натужено припоминать значение путаных линий и черточек.
Мое предприятие нуждалось в ночном покрове. Но ждать в таком состоянии, в каком я пребывал, — испытание весьма и весьма нелегкое. Солнце, казалось, не намеревалось уходить с пронзительно-голубых небес. Время ползло тягуче, нудно, надсадно. Целый день я беспорядочно пытался его убить — даже с неимоверной тщательностью пропылесосил квартиру, вплоть до потолков и стен. К девяти фантазия массовика-затейника выдохлась окончательно, и я засел на кухне, беспрерывно покуривая и подстегивая стрелки часов нетерпеливым взглядом.
В половине десятого я решил, что можно отправляться, учитывая незнакомый маршрут и езду в потемках, на месте буду в самую пору: где-то к одиннадцати жизнь в деревеньке наверняка замрет.
И вот я опять несусь неведомо куда и зачем. Меня пробрало ощущение, что я уже целую вечность беспрерывно мотаюсь по подмосковным дорогам и что-то ищу — бесплотное, как призрак, за чем-то гоняюсь — лихорадочно и бестолково, и этому несть конца, и я обречен на суетное, бессмысленное движение в незнакомое. Мимо, рядом и навстречу со свистом мчались машины, ослепляя сполохами дальнего света. Справа то надвигалась на трассу, то отскакивала от нее темная живая стена деревьев. В голове было мутно, как в этой лесной чащобе, и муторно. Моя поездка все больше представлялась бредовой авантюрой. Я вдруг пожалел, что не посоветовался с Сашей, и, может, даже стоило прихватить его с собой. Что меня подстерегает в охотничьем домике? Найду ли там Дарью? И если да, то будет ли мне по силам вызволить ее из заточения? Похоже, я действительно спятил и громозжу глупости одну на другую.