Машина бежала так близко от воды, что по левому борту из кузова не видно было берега. Вспугнутые цапли вылетали, казалось, прямо из-под колес. Поднимались в воздух они медленно, как тяжелые самолеты. Отрываясь от воды, укладывали голенастые лапы, словно убирали шасси.
Борису не хотелось думать о Раисе, но почему-то думалось. Отвлек бригадир.
— Дывись, — толкнул он Бориса локтем, — обратно их полным-полно.
— Кого? — спросил Борис.
— Та бакланов же! Бандиты! Чистые бандиты!
Борис проследил за взглядом Лукьяна Егоровича. Бригадир смотрел в море, на ставники седьмой бригады. Растяжки были сплошь унизаны крупными черными птицами, некоторые распластали крылья и висели словно неживые. Бакланы сидели на вершинах кольев, неподвижные, зловещие, как геральдические орлы.
— Позавчера на ставники чучела приладили, — сказал Лепко, — чтобы отгонять бакланов. Один день боялись, а сегодня, дывысь, вот они. Така наивна птица.
Борис заметил, что слово «наивная» бригадир употребляет в каком-то непривычном значении, но спрашивать не стал — неудобно.
— Тут к нам деятель из охотсоюза приезжал, — продолжал Лукьян Егорович. — Кажем ему: истреблять надо бакланов, а он в ответ: «Нельзя истреблять, бо то фауна природы». Какая ж то, к чертям, фауна природы, когда они рыбу из «кошелька» хватают? Один баклан за лето центнер рыбы съедает. Ото фауна природы?
Подъехали к строениям седьмой бригады. В ближнем к морю домике, на одной из дверей, Борис увидел вывеску. Крупными буквами, черным по зеленому, было написано: «Филиал». Пониже что-то мелко, в две строчки. Дверь «филиала» перечеркнута наискось железной штангой с амбарным замком на нижнем конце. Возле магазина сидели рыбаки, кто на длинной скамье, кто на собственных пятках, привалясь спиной к стене. Шофер притормозил.
— Наших никого нет? — спросил Лепко.
— Ни, никого, — ответили ему в несколько голосов,
— Тогда гоняй.
Машина покатила дальше. Строения на косе быстро приближались, а коса делалась короче, словно врастала в берег.
Остановились около длинного, с облупленной штукатуркой дома. Рядом с домом такой же длинный сарай. Под застрехами вялится рыбешка, на берегу сушат просмоленные носы тяжелые байды.
— Прибыли, — сказал Лепко и легко спрыгнул прямо с борта машины на землю.
Из-за дома вышла невысокая плотная женщина в цветастой юбке, в калошах на босу ногу.
— Корми, Мартыновна, — сказал ей бригадир, — а то в дорози все жиры повытрясло.
Борис спрыгнул на землю и стал рядом с Лепко.
— А это наш новый рыбак, — представил его Лукьян Егорович. — Люби, жалуй и держи в сытости.
Мартыновна приоткрыла рот, обнажив мелкие острые зубы. Один глаз ее в упор смотрел на Бориса, другой нацелился куда-то в камыши. Она молча пошла в дом. Лепко и Борис последовали за ней.
4
— Подъем! — слышит Борис голос бригадира.
Не открывая глаз, спускает он с кровати ноги, садится, на ощупь находит висящие на изножии койки штаны и натягивает их на неподатливые, еще сонные ноги. Не открывая глаз, нашаривает растянутые на сапогах портянки, навертывает их и сует ноги в широкие резиновые голенища. После этого Борис встает и открывает глаза. В комнате темным-темно, только желтые огоньки папирос сигналят из углов — это Семен Бутько и Никифор Шевчук запалили свои цигарки: они закуривают, едва продрав очи, и засыпают с папироской.
Не зажигая света, одеваются рыбаки и выходят на улицу. Гремя жестяным рукомойником, плескают в лицо пригоршню-другую настывшей за ночь воды и черными тенями в зыбком мраке движутся к лодкам. Молча — только изредка перебросятся негромким словом — спихивают тяжелые черные байды на воду и, сев на весла, гребут к едва заметным ставникам.
Небо на востоке наливается светом. Тихо меркнут звезды, гаснут, словно их кто стирает с небесного купола. Только две большие яркие долго висят на восточном крае неба, будто собираются соперничать с самим солнцем.
Борис окончательно проснулся: сидит на носовой банке, поеживается от предутреннего холода. Во все глаза глядит он на восход и никак не наглядится. Вот уже десять дней он в бригаде, десять раз вот так же, затемно, выходил с рыбаками в море, и каждый раз восхищало его до спазм в горле это удивительное чудо — рождение нового дня.
Солнце еще не явило свой лик полусонному миру, еще только чуть заалело небо над камышами, когда рыбачьи байды подошли к первому ставнику. И в ту же минуту, как по сигналу, с востока и северо-востока, сериями, пошли бакланы. На розовеющем небе они казались черными и зловещими, как армады фашистских бомбардировщиков, которые не раз видел Борис на экране. Бакланы шли стая за стаей, держа курс на ставники.