— Не мешай, — огрызался Генка, — ей нужна отцовская ласка. Смотри, дочка, учись…
В отцовской ласке Клара нужды не испытывала: с девочкой возилась, баловала ее вся бригада. В большой комнате, где спали рыбаки, она кувыркалась на кроватях, играла с мыльницами, бритвенными стаканчиками и яркими коробочками от сигарет. Когда рыбаки отдыхали, Клара бесцеремонно и беспрепятственно забиралась к ним на колени, садилась верхом, карабкалась на плечи. Суровые люди, подолгу оторванные от семей, щедро дарили ей любовь и ласку. Угрюмый Степан Степанович, когда девочка забиралась на его могучие плечи, кривил губы, изображая на каменном лице что-то отдаленно напоминающее улыбку. Громадные ладони его бережно поддерживали Клару. Даже Семен Бутько, этот ядовитый на язык, хамоватый парень, с Кларой делался добрей и навстречу девочке по-собачьи скалил свои желтые губы.
Клара без спросу заходила в комнатку, где обитал бригадир Лепко. И тут ей не было запретов: Лукьян Егорович разрешал поиграть даже с телефонной трубкой. Любовь у бригадира с Кларой была крепкая и верная. Как и всякая настоящая любовь, она омрачалась иногда размолвками по пустяковым поводам, но ненадолго: стоило девчушке прийти с повинной и сказать: «Иголыч, я больше не буду», как мир восстанавливался. В свою очередь, Лукьян Егорович тоже долго не мог обойтись без Клары и, случалось, если бывал не прав, винился перед ней, несмотря на бригадирское свое самолюбие.
Борис любил Галинку, младшую сестру, но к другим детям по молодости лет ничего не испытывал — ни любви, ни неприязни, просто не замечал их, если они под ноги не подвертывались. Отношение рыбаков к Аннушкиной дочке его не то чтобы удивило, но заставило призадуматься. Он отметил, что не может просто и естественно, как его новые товарищи, обращаться с девочкой. Они разговаривали с ней заинтересованно и почти серьезно, она им не мешала и не утомляла их. Он же не знал, чем ее занять, как с ней себя вести, когда девочка подходила к нему. И она редко дарила Бориса своим вниманием. Чувствовала, наверное, что еще нет в нем чего-то, что есть у «Иголыча», у Шевчука и даже у каменно-угрюмого Степана Степановича. Или, может быть, в нем есть что-то, от чего они уже сумели избавиться?
В дверях общежития появилась Мартыновна. Это означало, что завтрак готов. Борис встал и посигналил Аннушке. Та покивала годовой: поняла.
5
На этот раз команды «подъем» не было. Лукьян Егорович негромко позвал Пащенко, и они вышли из дома. Борис проснулся, но не встал. И другие рыбаки не вставали с постелей, хотя в углах уже вспыхивали папиросы. Наконец Лепко вернулся. В несколько голосов его спросили:
— Ну, как там?
— Погода нелетная, хлопцы, — ответил бригадир и ушел в свою комнату.
Борис задремал. Проснулся, когда уже светало. День занимался тусклый. Море швыряло на берег грязные волны с желтопенными хребтами. Над горизонтом клубились свинцовые тучи.
Вчера в бригаду привезли деньги — заработок за две недели. Борис тоже получил свою долю — первую зарплату. Когда расписывался в ведомости, Лепко сказал ему:
— Ты, конечное дело, хозяин своим грошам, только я тебе совет дам — оставь их до времени у меня, сохранней будет.
— А что, могут пропасть? — удивился Борис.
— Могут, — подтвердил бригадир. — Чтобы украсть друг у друга — этого у нас нет, а пропить ты их свободно можешь.
— Что вы, Лукьян Егорыч! — запротестовал Борис. — Я же не пью.
— Не зарекайся, — серьезно сказал Лепко. — Обычай у нас — с первой получки угостить бригаду. Не ломай обычая. Вот тебе шесть рублей, купи два пол-литра, угости. Больше не надо. Понял?
— Понял, — улыбнулся Борис. — Только я ведь…
— Ладно, ладно, — поднял ладонь бригадир, — кто тебя знает, какой ты, когда выпьешь.
— Да я и допьяна-то ни разу не напивался.
— Значит, сам не знаешь какой. И я не знаю. Шесть рублей бери, остальные я пока сховаю, так оно надежней выйдет.
— Ладно, — согласился Борис, беря шесть рублей.
Сейчас, перед завтраком, несколько человек двинулось в седьмую бригаду «до магазина». Борис тоже пошел: раз уж полагается выставлять угощение, надо выставить, чего тянуть.
Четыре километра прошли быстро — ветер дул в спину. В магазинчике было людно, тесно. Широкий прилавок отделял товары и продавщицу от покупателей. За прилавком командовала Раиса. Со стуком ставила пол-литровки, запечатанные красным сургучом, ловко кидала на весы буханки хлеба и кульки с сахарным песком. Бориса она увидела сразу, как только он вошел. Кивнула, как старому знакомому. Когда подошла его очередь, встретила вопросом: