Но Генка не стал догонять его. Борис разрешил себе оглянуться только у калитки: аллейка была пуста.
10
Мамин голос срывался, пропадал и опять возникал из шорохов и тресков.
— Почему не приезжаешь, Боренька?
— Некогда, самая путина сейчас.
— Гриша же обещал хотя бы раз в месяц…
— Некогда. Отловимся — приеду. Самый лов…
— Как я соскучилась!.. Ты здоров ли?
— Здоров, здоров. Все в порядке, мама.
Борис не хотел говорить про туфли, но мамин голос на том конце провода был такой жалкий и растерянный, что он не удержался:
— Я тебе туфли купил, мама, туфли…
Она не сразу поняла, о чем это он. Поняв, заторопилась благодарить. А голос изменился, и даже, почудилось Борису, она заплакала.
Потом с мамой говорила тетя Фрося, а Борис отошел к окну и долго смотрел на плоское море. Ему было жаль мать и хотелось домой. Он вдруг ощутил тоску по дому: по своей полке с книгами, по дивану, на котором спал, по их тесному, вымощенному кирпичному двору. Он устыдился этой тоски, но подавить ее в себе сумел не сразу.
От дяди он ушел после обеда в отличном настроении. На пароме застал попутную машину и без приключении доехал до седьмой бригады.
На этот раз Борис не прятался, но и не искал встречи с Раисой. Домой к ней он не пошел, покрутился на «пятачке» возле закрытого магазина и зашагал в свою бригаду.
Солнце на несколько минут вошло в низкую плотную тучку, высветило ее изнутри, пронзило прямыми, как стрелы, лучами. Острия лучей, пробив облачную толщу, вонзились в море, и оно засияло там, на горизонте, заблистало ослепительно и молодо.
Потом солнце, покинув тучку, коснулось раскаленным краем воды, стало плавиться и пролилось светящейся дорожкой до самого берега. И подумалось Борису, что если б эта дорожка затвердела, то по ней можно бы, наверное, дойти до самого солнца.
Малиновый диск погрузился в воду, море сразу потемнело, а на небе еще играли желтые, розовые, фиолетовые краски.
Борис совсем недалеко отошел от седьмой бригады, а строения ее уже скрылись за горбатым мыском. Потом они опять поднимутся и будут хорошо видны, а сейчас были тут лишь потемневшее море, гаснущее небо и глухой камыш.
И тут Борис увидел красный мотоцикл. Он лежал на чахлой траве, в стороне от береговой полосы. Генка вышел из камыша, подтягивая штаны. Он двинулся прямо на Бориса, на ходу достал из кармана складной рыбацкий нож и раскрыл его.
Борису стало так страшно, что во рту пересохло и ноги сами собой сделали несколько шагов назад. Повернуться к этому ужасному Генке спиной и бежать изо всех сил, бежать к людям, которые могут заступиться…
Но Борис не побежал. Руки плохо слушались, но он все-таки достал из кармана рыбацкий нож, дядин подарок, раскрыл его. В голову пришел эпизод из какой-то книжки про пиратов. Вот так же, на пустынном берегу, дрался на ножах герой этой книжки. Левую руку он обматывал плащом, и она служила ему как щит. Борис стащил с плеч куртку и намотал ее на левую руку.
Генка смотрел на него со злым презрением.
— Готов? — спросил он.
— Готов, — ответил Борис. Он не узнал свой голос, сиплый, придушенный.
Генка мелкими шажками пошел на Бориса, держа нож в откинутой руке лезвием вперед. Борис медленно отходил. Генка стал заходить так, чтобы прижать противника к воде, и ему удался этот маневр. Под ногами у Бориса захлюпало, только тогда он сообразил, что Генка его перехитрил, отступать больше некуда и надо принимать бой. И пора уже было, а то силы его — душевные и физические — иссякали. Борис выбросил вперед левую руку, пригнул голову и пошел на Генку. Тот не ожидал от него такой прыти и попятился. Борис вырвался на твердый берег и, размахивая ножом, стал кружить вокруг Генки. Им вдруг овладел боевой азарт, и сам черт ему теперь был не брат.
— Давай иди, гад, мерзавец! — ругался Борис, наливаясь ненавистью к Генке. — Иди, я тебе за все… и за рыбу…
Странное дело, в этот момент вспомнилась ему не Аннушка, а рыба, которую Генка безжалостно бил колотушкой по голове.
— Стойте, стойте! — вдруг услышал Борис за спиной истошный крик. Оп оглянулся и увидел Раису, которая бежала к ним с бугорка. Волосы ее растрепались, платье облепило ноги, живот, грудь, точно она только что вышла из воды. Она подбежала и закрыла собой Бориса, даже руки в стороны расставила, как наседка, крыльями.
— Ты что удумал! — кричала она Генке. — Шпана, шпана, шпана!..
Генка сложил нож и сунул его в карман.
— Тебя еще тут не хватало, — он сплюнул и обругал Раису длинно и грязно.