— В Павловск?
— Вот именно. Воздух там! — Андрей, прикрыв глаза, сделал глубокий вдох, показывая, какой в Павловске чудесный воздух, — И пруды. Просто замечательные пруды. В лесу, с зеленой ряской у берегов. Как в сказке.
— Лодочку не брал?
— Нет, не брал. Это кощунство — по такому пруду на лодочке кататься. Над ним надо сидеть и вздыхать. Или писать его… акварельными красками.
Иванцов внимательно посмотрел на Андрея — какой-то он сегодня не такой: разговорчивый, возбужденный. Расспрашивать не стоит, он замыкается, когда его расспрашивают.
Иван Филиппович любил Андрея, полагал, что и Андрей питает к нему чувства добрые, но это не мешало им цапаться, иногда по пустякам. У Дугина характер был со всячинкой — добр, но вспыльчив и мнителен. Иванцов тоже не ангел — резковат, любит поставить на своем. Они тянулись друг к другу, нужны были друг другу, но, случалось, сталкивались, высекая искры: кремневая примесь давала себя знать в обоих.
Они спустились в подвальчик, затем поднялись по узкой лестнице на второй этаж и сели за столик у поштукатуренной кирпичной стены.
— Как в сарае, — сказал Иванцов.
— Создают иллюзию, — усмехнулся Дугин. — Недостает костра и барана на вертеле. Что будем пить?
— Ты — боржоми, я — цинандали, — категорически заявил Иванцов.
— Принято, — согласился Андрей, хотя и не без внутренней борьбы: вдруг захотелось стакан вина. Он не удержался, сказал об этом тренеру.
— Завтра, после боя, можешь выпить два.
— Уговорили, — вздохнул Андрей. — Завтра приглашу Белую шапочку поужинать и выпью сразу не меньше трех стаканов.
— Какую такую Белую шапочку? — насторожился Иванцов.
— Девушку. Художницу. Я пригласил ее завтра на бокс.
— Откуда она взялась, эта художница?
— Выросла на берегу пруда, — хитро улыбнулся Андрей, — того самого, который в лесу, с зеленой ряской у берега. Симпатичная такая девушка в серых брючках и белой шапочке.
— Познакомились в Павловске?
— Угадали.
— Ни к чему тебе все это.
— Что — это?
— Ну, девушка в серых брючках.
— Я в монахи не постригался.
— Мешают они, отвлекают, а тебе работать надо, тренироваться. Ты уж мне поверь, Андрюша.
Принесли вино, боржоми и закуску. Андрей налил Иванцову вина, себе воды и, глядя на пузырьки газа, летящие в бокале, сказал:
— Выпьем, Иван Филиппович, за юбиляра: у вас же сегодня юбилей.
— Спасибо, — Иванцов поднял бокал. — За мир и дружбу.
— Между народами, — подхватил Дугин.
— И между нами. Чтобы не омрачали нашу жизнь белые шапочки.
— Правильно, — согласился Андрей, — чтобы украшали. — И выпил бокал до дна.
— Ты не думай, что завтра у тебя легкий противник, — закусив, сказал Иванцов.
— А я и не думаю, — ответил Дугин.
— Этот Фриденис работает, как «мухач»: темп, темп. И все время идет вперед.
— Я его один раз видел на ринге.
— Когда?
— В прошлом году, на первенстве профсоюзов.
— Правильно, он там выступал. Но тогда он был еще зеленый, а теперь дозрел: чемпион республики, выиграл у Остиса. Сильно выиграл, имей в виду.
— Мне-то в каком раунде ложиться?
— Как это ложиться? — опешил Иванцов.
— Вы так описываете этого Фридениса, что я уже весь напуган.
— Я внушаю: противник серьезный, — Иван Филиппович зло ковырнул вилкой салат, — а он мне чушь какую-то городит. Ложиться! Ты думаешь, у Денисенко выиграл — и это все? Это еще не все, я тебе скажу.
— Иван Филиппович, — примирительно сказал Дугин, — у вас сегодня юбилей, торжество. Оставим заботы на завтра, а сегодня, — Андрей налил бокалы и поднял свой, — выпьем!
— Твое счастье, что юбилей. — Иванцов тоже поднял бокал. — Я сегодня добрый. Но ты этим не злоупотребляй.
5
Белую шапочку звали Надеждой. Андрей решил, что это отличное имя и очень ей идет. И вообще ей все шло. У сфинксов Надежда появилась в зеленом костюмчике, лучше которого, наверное, ничего нельзя было придумать. Длинный вырез короткой курточки отрывал белую шею. Каштановые волосы подстрижены, но не настолько, чтобы путать ее с мальчишками. И ресницы она не красила и не выводила грязные стрелочки к вискам, чтобы по моде этого лета удлинить глаза.
Андрей немножко оробел перед девушкой. В Павловске, у пруда, никакой робости он не испытывал, тут вдруг растерялся. А Надежда, такая беспомощная там, здесь держалась уверенно и смотрела на Дугина чуть насмешливо.