Все заметней проступали над головой звезды, их становилось все больше, они наливались теплым зеленоватым светом. На севере, низко над землей, вспыхивали и гасли неяркие зарницы — по магистрали проходили неслышные отсюда машины.
А в Ленинграде еще светлым-светло. Что-то сейчас делает Надежда? Сидит где-нибудь в кино? Работает? Или идет по улицам? Одна или кто-то идет с нею рядом? Странно, что около нее нет парня. Во всяком случае, Андрей не заметил. Если действительно нет, то надо удивляться слепоте этих ленинградских ребят. Живет, стучит каблучками по асфальту рядом с ними такая девушка, а они…
Андрей прикрыл глаза и увидел Надежду. Она смотрела на него своими серыми глазищами искоса и печально, а на голове у нее была белая шапочка, та самая, в какой она явилась ему там, в Павловске.
— Добрый вечер, Белая шапочка, — вслух сказал Андрей и открыл глаза.
Степь молчала, словно все на земле растворилось в густом сумраке, и только звезды, мохнатые, живые, вздрагивая, лучились, посылая друг другу беззвучные сигналы.
Спал Андрей крепко, встал с первыми лучами солнца и побежал вдоль поля к лесополосе, что приглянулась ему еще вчера.
Посадка и вблизи была хороша: тут росло немало молодых акаций. Сделав зарядку, Андрей вернулся к сараю, умылся и встретил Дорохова, который приехал не на «газике», а в кабине трактора.
Испытания были далеки от парадных и торжественных испытаний, когда опробуется и сдается комиссии готовая работа. Это были рабочие пробы. Сотни раз машину пускали, останавливали, регулируя узлы, еще и еще раз проверяя схему. Андрей бегал от агрегата к тискам в сарае, от верстака к агрегату.
Из мастерской РТС в помощь Дорохову дали еще одного парня, вместе с ними мотался и тракторист. Испачканные смазкой, в пыли, со взмокшими чубами, они походили на кочегаров из морских батальных фильмов.
Работа была не на день и не на два.
Андрей уставал не меньше других, но тренированный организм справлялся с усталостью быстрее, и утром он неизменно бежал к «своей» посадке, делал зарядку, работал со скакалкой и проводил бой с тенью. Было тут по утрам не жарко, прозрачно и безлюдно. Только однажды появился бравый дедок в соломенном бриле, усатый, как запорожец. Дедок искал пропавшего с вечера гусака и наскочил на Андрея, по пояс голого, колотившего невидимого противника.
Бог знает за кого принял Андрея дедок, но, оставив на ветках акации добрую треть обмундирования, он бежал, забыв про гусака.
13
Два раза ездил Андрей в Краснодар — в мастерские научно-исследовательского института. Оба раза звонил в совет «Буревестника», по Иванцова не застал. На квартире у Ивана Филипповича телефона не было, а домой к нему Андрей не выбрался, потому что приезжал «обыденкой» — утром в город, вечером из города.
Однажды в полдень Иванцов появился возле агрегата сам. В соломенной шляпе, сдвинутой на затылок, в белой тенниске, заправленной в дымчатые брюки с идеальной стрелкой. Коричневый, в крупную клетку, пиджак его был перекинут через руку. Моложавый, элегантный, ослепительно выбритый, он остановился в десяти шагах от машины и ждал.
Андрей, увидев тренера, бросил гаечный ключ и с распростертыми объятиями кинулся к Ивану Филипповичу. Но вовремя остановился, вспомнив, что на нем старый тренировочный костюм, пропитанный маслом, и вообще он весь с ног до головы чумазый.
Остановись в двух шагах от Иванцова, Андрей воскликнул:
— Иван Филиппович! Дядя Коля, смотрите, кто к нам пожаловал!
Вытирая руки ветошкой, из-за агрегата вышел Дорохов. Он тоже был в промасленной курточке, но выглядел опрятней Андрея, может быть, потому, что не вытирал со лба пот рукавом и на лице его не было следов смазки и ржавчины, а серебряный ежик на голове сверкал под солнцем, как надраенный.
Дорохов пожал Ивану Филипповичу руку и осведомился, как он доехал.
— Доехал, — сказал Иванцов. — До поворота на автобусе, оттуда — пешочком.
Николай Николаевич пригласил гостя в сарай. Там усадил его на соломенное ложе Андрея, аккуратно застеленное одеялом. Дорохов вскоре ушел, оставив Ивана Филипповича и Андрея одних.
Иванцов был явно не в духе, сидел на одеяле, подвернув ногу, покусывая соломинку, и, взглядывая на Андрея, накалялся.
Андрей пристроился на верстаке, рядом с тисками, и то ли не замечал его косых взглядов, то ли не хотел замечать.