Через полчаса Андрей опять стоял перед коридорной третьего этажа. Ключ лежал еще в столе. И еще через полчаса он вбежал на третий этаж, а Надежды все не было. Он догадался спросить номер телефона у коридорной и названивал в гостиницу изо всех автоматов, какие попадались ему на пути, пока слонялся по Красной, всматриваясь в лица девушек.
Наконец коридорная сказала, что кто-то в 88-ю вернулся. И спросила, кого нужно. Андрей назвал имя и фамилию. Коридорная ушла, а он стоял в душной, нагретой за день кабинке и гадал — подойдет сейчас Надежда или нет.
Трубку взяла Надежда.
— Вы далеко от гостиницы? — спросила она.
— Нет, — сказал Андрей, — пять минут ходьбы.
— Подходите к подъезду, я сейчас спущусь.
Оп дошел за три минуты. Надежды у подъезда не было. Она появилась, когда он уже стал терять терпение и собирался бежать на третий этаж.
На ней было какое-то платье, какое — он не заметил. Если бы его спросили, он мог бы только сказать, что платье Надежде очень шло. Она совсем не загорела, белое лицо, белая шея. Нездешняя и далекая, хотя стояла рядом.
— Вот я и приехала, — сказала Надежда, — раньше, чем обещала.
Андрей улыбался:
— Это здорово! Надолго?
— Еще не знаю. Подрядилась оформлять спектакль в вашем кукольном театре. Предложили Куйбышев, Казань или Краснодар. Я выбрала Краснодар.
— Чудеса! — воскликнул Андрей. — Кто сказал, что чудес не бывает?
— Не я, — подхватила Надежда.
— Вы обедали? — входя в роль хозяина, спросил Андрей.
— Нет еще.
— Тогда пошли обедать.
— Куда?
— Ко мне домой.
— Но…
— Удобно, удобно, — перебил он Надежду. — Бабушка нас накормит. Кстати, вы ей понравились.
— Когда же это я успела?
— Вы еще не знаете нашу бабушку — проницательнейший человек.
По пути они зашли в гастроном, и Андрей купил бутылку «кубанского полусладкого» с воинственным казаком на этикетке.
— Я тоже выполняю обещание, — он показал бутылку. — Помните?
— Помню, — кивнула Надежда. — Непьющий знаток вин.
Они улыбались, глядя друг на друга, и со стороны казались, наверное, глуповатыми. Но они не смотрели на себя со стороны.
Бабушка накрыла круглый стол в гостиной и сама села с молодыми людьми пообедать. Надела ослепительный передник, выпила рюмку вина и выглядела весьма внушительно — седовласая, прямая в свои шестьдесят лет.
Андрей все это оценил. Если бы девушка не понравилась ей, бабуля бы с ними не села и ослепительного передника не надела. А тут даже старалась говорить любезности. Не без значения заметила, что они в один день именинницы (бабушку звали Вера Андреевна).
Потом бабушка ушла на кухню, а Надежда и Андрей еще сидели за столом.
— Вы сейчас не тренируетесь? — спросила Надежда.
— Антракт. А вы почему решили?
— Пьете, — она кивнула на бутылку.
— Это пустяки.
— Впереди, наверное, нет серьезных соревнований?
— И есть и нет.
— То есть?
— Впереди — первенство Европы.
— Куда серьезней.
— До первенства отборочные соревнования.
Надежда слушала заинтересованно.
— Иван Филиппович, мой тренер, — продолжал Андрей, — полагал, что у меня есть шансы выиграть на отборочных и попасть в команду, которая будет выступать на первенстве Европы. Но когда я влез в испытания нашего агрегата… Нашего — это, конечно, сильно сказано, — поправился Андрей. — Я там слесарил, помогал дяде Коле… Я писал вам… Так вот, с Иваном Филипповичем мы поругались.
— Из-за чего? — удивилась Надежда.
— Понимаете, он хочет, чтобы я занимался только боксом, а все остальное бросил. Хотя бы на время. На несколько лет. Он даже выхлопотал мне академический отпуск в институте. Я отказался. Мне институт и даже работа в мастерских не мешали заниматься спортом. Были хвосты из-за разъездов. Но хвосты бывают и у тех, кто сидит на одном месте… В общем, Иван Филиппович, кажется, потерял ко мне интерес, и я не уверен, что меня вызовут на отборочные.
— А вы сами как думаете: победите на этих…
— На отборочных?
— Да, на отборочных.
— Думаю, что выиграл бы.
— Так надо ехать.
— Вы считаете?
— Я честолюбива, — говорила Надежда, улыбаясь, — с удовольствием всем рассказывала бы, что среди моих друзей — чемпион Европы. Отблеск вашей славы немножко согревал бы и меня.
«Подсмеивается», — решил Андрей.
— Это случится не раньше, — сказал он, — чем вы станете знаменитой художницей. Я тоже не лишен честолюбия и не откажусь погреться в лучах вашей славы.