После обеда абсолютно все присутствующие выбрались на поле посмотреть на чудеса. Мало того, что вызвали интерес цельнометаллические плуги - изделия мало постижимые для понимания, так смутила ещё и вспашка поля лошадьми. В мире такого не знали, подобной конной упряжи до сих пор не существовало. Лошадь даже в богатом крестьянском хозяйстве была явлением редчайшим и могла служить лишь средством передвижения, а пахали исключительно волами.
Подвели лошадей и я заставил крестьян одевать сбрую, при этом лично подсказывал и перепроверял. К счастью, лошадки стояли смирно. Отрегулировал и подтянул вожжи, как научил когда-то тесть, а край завернул на рукоять плуга.
- Берёшь левую лошадь за уздечку и идёшь прямо по краю вешек до конца участка, - сказал крестьянину, который повыше, затем взялся за рукояти плуга и попытался вспомнить ощущения давно минувших лет, - Самое главное, пройти первую борозду, а там лошади сами научатся. Но-о!
Хлестнув каждую из них хлыстом из пучка ивы (батожка-то нет), направил нож отвала в грунт на глубину фиксатора. Как только прошли первые метры, тягловое усилие стало резко уменьшаться. Всё-таки они привыкли носить, а не тащить. Ничего, научим!
- Резвей пошёл! - крикнул крестьянину, а каждую лошадку пару раз больно хлестнул по крупу.
Наука даром не прошла, теперь они тащили плуг, весело помахивая хвостами, но как только забывались, то получали порцию напоминания. При глубочайшем молчании толпы было слышно лишь шуршание ножа, который взрезал грунт, как масло, и отваливал его на сторону. Вот так, под весеннее посвистывание и пение мелких птиц, я прошёл на клине в три гектара четыре борозды, дав лошадям два десятиминутных роздыха, а потом поставил крестьян работать самостоятельно.
- Чего стоите?! Бегом работать! - крикнул на толпу ротозеев, сам же ещё полтора часа провёл рядом с мужиками, помогая и подсказывая.
Когда вернулся дромон, мне пришлось уйти и заниматься раненными. Слава Богу, так называемые безнадёжные, благодаря антибиотикам выжили и будут жить, а пятнадцать бойцов можно ставить в строй уже через неделю. Потом захлестнула текучка. После раненных отправился на лесоповал, где стволы огромных сухих тополей уже распиливали поперёк, а брёвна - вдоль на брус. Сделав в уме заметку, что пни нужно обязательно выкорчевать, а рядом посадить новое деревцо, подошёл к клубившейся дымом яме, где помощники кузнеца заложили на отжиг древесный уголь. На берегу ручья гончар с командой тоже готовили обжиговую яму, теперь уже для кирпича. Оттуда направился в чащу на стук молотков, где в развёрнутой под открытым небом кузнице ковали шанцевый инструмент. Лопаты делали не из сырого железа, а из цементируемой стали, поэтому, кузнец получил указание сунуть готовые поковки в яму с новой закладкой под древесный уголь и, таким образом, произвести простейшую термообработку.
Ближе к вечеру, наконец, прямо на квартердеке дромона собрал офицеров по вопросу подготовки к завтрашнему набегу на кочевников. Актеон всё же выпросился с нами в поход, поэтому, старшим на корабле оставляли Париса, а на суше Феодоро.
За этой беготнёй о крестьянах забыл совершенно, вспомнил лишь к закату солнца, когда те уставшие вернулись с поля. За полдня они вспахали, как минимум, по гектару земли, а это в четыре раза больше, чем парой волов за целый день. Глядя на них, я сразу понял, что парни поверили и в себя, и в открывшиеся возможности. Теперь, это мой авангард в крестьянской среде и в сельскохозяйственном прогрессе.
Сейчас я вспомнил, что с самого утра меня подспудно грыз червячок: "А может, не нужно всего этого? А может, просто жить в своё удовольствие?" Когда плуг взрезал первый метр борозды, а лошади вдруг стали останавливаться, а я их решительно отхлестал и погнал вперёд, все сомнения пропали и забылись. Я убил этого червячка ивовыми прутьями о крупы лошадей.
И сейчас, вместе с нагло взятой под себя огромной территорией, вдруг ощутил на плечах не менее огромную ответственность за этих ковыряющихся в земле людей. Ведь подчинение старшим и высшим властителям у них в крови; сейчас они мне доверяются слепо, как котята, и молча делают всё, чтобы ни сказал. Нельзя их бросать.
Глава 4
Трофейные верховые кони почти все оказались меринами, было лишь девять молодых и норовистых жеребцов. Их конституция выглядела более интересной, чем у обычных лохматых "степняков", между тем, до наших иберийских строевых сильно не дотягивали, но при этом зарекомендовали себя вполне крепкими и боевыми. К новым хозяевам некоторые из них выражали далеко не дружелюбный норов, но мои парни прошли школу верховой езды, так что сладили. Издали кони походили на кабардинцев-адыгэш, но находясь рядом, становилось понятно, что для прекрасной горской породы, которую я помню из прошлой жизни, они несколько мелковаты.