Волдеморт вскинул руку, и их взгляды встретились. На уродливом белом лице вдруг показалась едва заметная капля крови, выступившая от небольшого пореза на скуле. На миг воздух словно застыл, напряжение стало почти осязаемым. Казалось, даже сама ночь задержала дыхание, ожидая следующего хода.
— И все это ради капли крови… — сейчас голос Реддла ничуть не походил на голос Квиррела. Из него исчезли все интонации, кроме едва сдерживаемого презрения, а алые глаза полыхнули тьмой.
Глава 42
В вечности, где время не существует, ничто не растет, не рождается, не меняется. Смерть создала время, чтобы вырастить то, что потом убьет. И мы рождаемся заново, но проживаем ту же жизнь, которую уже много раз проживали. Сколько раз мы вели уже эту беседу, господа? Кто знает... Мы не помним свои жизни, не можем изменить свои жизни, и в этом — весь ужас и все тайны самой жизни. Мы в ловушке. Мы в страшном сне, от которого не проснуться. (с) Настоящий Детектив
***
Мгновение надежды, хрупкое и сияющее, будто искра в ночи, вспыхнуло в моём сердце, когда помощь пришла. Но вот то, как она пришла… Снейп. Это был всего лишь он. Всего лишь один человек — против ожившего ужастика. Такая себе подмога. И когда его атака, очевидно, сорвалась вместе с эффектом внезапности… надежда вновь начала угасать, погружаясь в пропасть отчаянья. Впрочем, кое-что он сделать смог, отвлекая Волдеморта от атаки на меня, которая грозила стать последней.
А я все еще балансировал на краю пропасти, не решаясь сделать последний шаг.
Он вышел из укрытия с одной-единственной целью — ударить так, чтобы это имело значение. Но Волдеморт… Реддл был куда более опасен, чем можно было себе представить, даже зная его силу. Его реакция была молниеносной.
Тонкий зеленый луч, хоть и пробив защиту, всего лишь заставил парящую в воздухе фигуру сместиться в сторону. А тысячи лезвий осколками разбились о мгновенно выставленную защиту, оставив всего лишь жалкий порез.
Как и сказал видоизмененный Квиррелл… всего лишь капля крови.
— Я вижу, ты все-таки наконец принял сторону? — голос Волдеморта прозвучал странно, будто просто констатируя общеизвестный факт. В нём не было ярости, лишь ледяное презрение, как у охотника, уличившего слабую дичь. — Не ту.
Ответное заклинание, вырвавшееся из его палочки, было не просто сильным — оно было рассчитано на уничтожение. Поток магической энергии, ослепительный, как взрыв, ударил в сторону Снейпа, напоминая скоростной железнодорожный состав сбивающий выпрыгнувшего под колеса самоубийцу.
Хи-хИ-Хи-ХИ-ХА-ХА-ХА!!! — весело звенел в голове мерзкий голос. Он явно наслаждался зрелищем.
Зельевар попытался защититься. Словно в отражении, я смотрел как его щиты, ослабленные чудовищным напором сырой силы, треснули, будто стекло. А, затем, просто лопнули. Заклинание Волдеморта отбросило его с чудовищной силой куда-то в сторону.
Я еще успел увидеть, как тело Северуса, словно куклу, швыряет назад. Оно ударилось о каменную стену с глухим, пугающе окончательным звуком. В этот момент воздух вокруг заполнился вибрацией магии, как будто сама ткань пространства дрожала под натиском этой атаки.
— Vocarе… — мой голос прорвался через грохот, когда казалось, сам воздух содрогнулся.
Снейп лежал неподвижно, и с ним угасла последняя искра надежды. Она исчезла, оставив за собой пустоту, которую тут же заполнил густой, всепоглощающий мрак.
— Ad tenebris...
НАкОнЕц!
Голос, хриплый и чужой, прогремел в моей голове, но он был не только голосом. Это был рев бурлящей ненависти, хаоса, силы, что долгое время дремала где-то в глубинах.
Тьма взревела, будто радовалась своему освобождению. Она хлынула через меня, заливая всё липким, холодным ужасом. Земля под ногами содрогнулась, черные нити вырвались из-под моих ступней, разрывая камень, словно бумагу. Они хлестали вперед, как жадные хищники, оставляя за собой след осыпающейся прахом земли.
Змеевидные головы, с алчными пастями, рвались вперед, не признавая преград. Я чувствовал, как они влекут меня за собой, отрывая от земли и бросая в стремительный полет прямо к Волдеморту, который до сих пор смотрел на поверженного противника.
Тело наполнилось невообразимой легкостью, и в то же время голова будто потяжелела от пропитывающей ее ненависти, боли и… голода.