***
Я плавал в пустоте. Пространство, похожее на бескрайний мрак пустынного космоса, с горящими посреди всего этого мрачного великолепия звездами. Здесь было так прекрасно… так спокойно… Мне казалось, что я уже был здесь когда-то...
«Не-е-Е-Е-е-т!» — произнес шепот.
Меня понесло все дальше, все быстрее. Вот уже звезды издалека казались маленькими песчинками в закручивающейся в бесконечный поток невообразимо огромного колеса галактики. Тьма вокруг, словно большая волна относила меня от него через редкие звезды стремящиеся к большому потоку.
Я оглянулся назад… Одна из небольших звезд показалась мне совсем близкой, и такой маленькой… словно бы это был только осколок светящегося зеленым хрусталя, отчаянно пытающийся улететь, продираясь сквозь ровное течение времени.
И что-то тащило меня к нему….
Тьма внутри меня зашевелилась, алчно и неумолимо. Шепот стал громче, заполнив сознание. «ВОзьмИ еГО…»
Но Зачем…
Я тАк хОчуУ..
И вдруг мир вокруг рассыпался на такие же осколки, погружая сознание в бесконечный хаос боли и ужаса. Я ощутил, что этот осколок теперь у меня в руках… А также ощутил всю боль истерзанного тела, что до этого стирала темнота.
« Это лучше, чем кровь единорога…»
Связь с ней, что питала меня на протяжении всей битвы, теперь тянула мою руку к губам, отчаянно пытаясь сломить цепи древнего заклинания, удерживающего ее в заточении.
Но несмотря на то, что цепи были растянуты до предела… они все еще держались.
Съе-е-шь… поглоти-и...
А я вдруг вспомнил. Я действительно уже был здесь... давно. Кажется, целую жизнь назад...
— Toujours Pur! — слова фамильного девиза прозвучали слабо. Но связь с родовым источником, которую я ощущал где-то на грани сознания все это время, наполнила их невообразимой силой, вновь отрезая Тьме шанс на освобождение.
Это был твой последний шанс, Темми…
— Я Сириус, говорил же, — устало ответил я, проваливаясь куда-то дальше… в собственные воспоминания. Воспоминания всей жизни мелькали вокруг, сливаясь в одну полосу, отматываемую назад. Она была похожа на бесконечный сон, где яркие моменты были щедро смешаны с кошмаром.
А затем… затем я открыл глаза, и оказался в до боли знакомом месте.
— Опять… — пробормотал я, вновь закрывая глаза. Иногда бывает, что просыпаешься прямо во сне, и сначала не осознаешь, что всё произошедшее было только воображением воспалённого мозга… Но это явно был не тот случай. Я полежал ещё с закрытыми глазами, успокаивая забившееся от адреналина сердце. «Мне нужно вернуться…» — я сильно зажмурился и открыл глаза. Ничего не изменилось.
Три стенки из всё такого же грубого камня, и толстая железная дверь, сквозь большое окно которой виднелась другая железная дверь и кусочек узкого коридора, освещаемый лишь редкими факелами. В каменной коробке два на два метра был только этот соломенный топчан, дырка в камне в углу под нечистоты, и лужа уже грязной воды с противоположной стороны с какими-то глиняными осколками. Из щелей в камере задувал холодный влажный воздух. Я был один.
С внутренней дрожью, я подошёл к этой луже, до рези в глазах вглядываясь в нечёткое отражение. Из лужи, словно из другого мира, на меня смотрел совершенно незнакомый человек. А глаза… глаза были черными.
Кхр… — жуткий скрип металла по стеклу заставил обернуться.
У каменной стены из грубого гранита, поросшая мхом, на которой были выцарапаны полоски дней и строчки стихов, стоял… Гарри. Его силуэт был изможденным и бледным…нечетким, как тень оставленная человеком на земле… и голос… Голос звучал жутко знакомо. Это вновь была та тварь.
— Привет, Сириус, — произнесла она, зловеще ухмыляясь, водя пальцем по строкам стиха, выцарапывая острым когтем продолжение.
Лицо мальчика искажалось, словно воск под огнём. Тьма за ним шевелилась, превращаясь в алчные, извивающиеся тени. Его лицо постоянно менялось, на этот раз решив показать мне собственную копию.
— Опять ты… — прохрипел я, понимая, что тьма, которую я пытался изгнать, нашла новый облик.
— Почему ты так удивлён? — голос двойника звучал как странная смесь детского издевательства и хриплой угрозы. Он шёл ко мне медленно, не торопясь, словно знал, что я не смогу от него уйти. Но я помнил: это не он, это лишь тень. Тень, не способная прикоснуться.
— Чёртов боггарт, — я ухмыльнулся, чувствуя, как злость на себя и на него подавляет страх. Передо мной он изобразил самого меня — окровавленного, с изломанными конечностями, из груди которого торчал клинок. Лезвие будто пульсировало, и его конвульсии сопровождались хрустом костей.