В городе поднялась паника, но Мей их не слышала. Уличный гомон со стороны разбитых и расплавленных окон не имел никакого значения...
Печальная Мей прошла к стене и опустила скорбный взгляд на разбитую рамку...
В осколках стекла проступал его серьёзный образ. Он не улыбался, но его добрый взгляд выдавал его характер.
— Чоуджиро...
Мей протянула дрожащую руку и подняла расколотую рамку. Своей вспышкой ярости она сорвала со стен все портреты, среди них был и её собственный... Но она смотрела только на него.
Её сердце так сильно болело, но она не плакала...
«Я...»
У неё не было слов... Она не могла ответить себя, жестокость ли это или что-то другое... Она даже не посмела скорбить. Не посмела больше смотреть на его тело за спиной... Ей даже не хватило сил помолиться за его душу.
Как давно она плакала? Даже это не могло вызвать слёз...
Чтобы сказал Чоуджиро?
Мей печально улыбнулась.
Она знала, что он скорее всего просто бы улыбнулся и подбодрил её, как и раньше.
Таким уж он был человеком... Несгибаемый добряк.
И вот он умер. Был убит. Сломлен. Его некогда приятное лицо покоилось у неё в руках, а за спиной лежало обезглавленное тело...
— Зачем... Зачем?
Всё ради чего она боролась... Годы попыток наладить отношения с другими деревнями. Мир и порядок, искоренение последствий правления Ягуры — всё это было передано одному человеку. Самому достойному по её мнению... Чоуджиро.
Она никогда не выходила замуж, хотя и очень хотела... Хотела нормальной жизни. Она отдала лучшие годы деревне. Сражалась, тренировалась, жертвовала и порой отступала. Всё было ради деревни. Когда передала ему бразды правления, уже было слишком поздно... Она лишилась шанса найти своё счастье.
Он же был юн и очень наивен, застенчив и не уверен в себе, но он рос и менялся, сопровождал её почти с самого детства. Она наблюдала за его радостью и болью... Его ждало светлое будущее.
На её глазах Чоуджиро из пугливого ребёнка превратился в сильного мужчину. Прошёл войну.
Мей готовила его, столько лет... Потратила столько усилий... Она учила его, направляла, даже настаивала на том, чтобы он заменил её. Он брал с неё пример, так и не завёл семью...
Он мог стать лучшим Мизукаге... И вот он умер... И с ним было раздавлено всё. Он даже не смог передать своё наследие, в отличие от неё... Нет... Теперь даже наследие Мей было растоптано.
— За что...?
Казалось, своей пятой Наруто раздавил не Мизукаге, а будущее всего Скрытого Тумана, веру и надежды Теруми Мей. Её спокойная жизнь, заслуженный отдых и мирные деньки в один момент превратились в пепел, а истлевшее сердце вновь начало гореть, но уже не таким как прежде пламенем... Теперь оно было тусклым и холодным, печальным от осознания того, что её ждёт и что грозит всей деревне.
Мей понимала, что смерть Чоуджиро только начало...
Даже в эти времена, без войн и страха... Всё одно. Ей вновь пришлось выпрямить спину...
Руки Мей дрожали, Она так сильно сдавила рамку, что та потрескалась и рассыпалась. Портер Чоуджиро смялся. Но она больше не смотрела на него... Взгляд куноичи был устремлён далеко в небо. Он горел решимостью. Теперь её плечи были расправлены.
Казалось, она могла пронзить километры пространства и взглянуть на виновника всего этого. На человека, уничтожившего надежду и будущее её любимой деревни, которой она посвятила свою молодость, свою жизнь...
Казалось, Теруми Мей могла взглянуть прямо ему в глаза.
В тот миг она приняла решение. Ей не требовались дни или недели, не были важны чувства или выгода... Всё это не имело значения. В её похолодевшем взгляде возникло лишь одно решение.
Уверенная в себе куноичи не искала лазеек. Она полностью понимала ситуацию и не тряслась от бессилия.
Она знала, что делать, а потому, как только приняла решение, закрыла глаза, подняла голову и горько выдохнула:
«Мне правда жаль...»
Смятый портрет Чоуджиро тут же обратился в пепел.
Он был дорог ей. Очень дорог... И каким бы жестоким ни было это решение — ей пришлось отпустить и смириться. Ей пришлось запрятать глубоко в сердце обиду и ненависть, желание мести...
В жизни случались события, которые было невозможно изменить. К тому же Мей уже знала, что месть просто иллюзия. В прошлом она уже мстила, но это не принесло ничего хорошего. Да и разве она могла отомстить стихийному бедствию? Могла ли она отомстить монстру, сравнимому с богом?
Не в её положении было тешить себя подобными иллюзиями... Сейчас было важнее другое.
Мей очень любила свою деревню и была готова пожертвовать своей жизнью ради неё.
«Прости... Чоуджиро...»
Так что ничего удивительного в том, что она приняла такое решение.