— Что тебе надо?.. — шепчет покусанными и опухшими губами, а я ловлю воздух, глотая его:
— Я-я…
— Эмили, — Дилан хватает меня за плечо, оттягивая назад, и мне не нравится, что он, как и все остальные, препятствует моим действиям, так что отдергиваю руку, приказав:
— Отпусти меня! — я не хотела повышать голос. ОʼБрайен разжимает пальцы, как по команде, и делает шаг назад, сердито смотрит на меня, а я вновь поворачиваюсь лицом к Джизи, которая даже дышать старается тихо. Замечаю на её лице ссадины, а на шее небольшие синяки, поэтому быстро, немного нервно, снимаю с плеч рюкзак, начиная в нем рыться. Девушка не двигается. Она сутуло стоит возле раковины, с напряжением следя за мной. Я нахожу крем, что дала мне София. Он правда помогает быстро избавиться от отметин, так что…
Поднимаю голову, желая сделать шаг в ванную, но Джизи дергается, отступая дальше к стене, поэтому просто кладу тюбик на стиральную машину, говоря спокойно:
— Это помогает… Просто помажь, — замечаю, как Джизи стоит. Она сжимает ноги, слегка сгибая колени, так что я моргаю, нервно запинаясь:
— К-кто бы это ни был… Он урод, — шепчу, и девушка впервые смотрит мне в глаза, но уже иначе. Не так как раньше, но с прежним страхом.
Медленно отступаю назад, опуская голову, и прикрываю дверь, тихо, до щелчка, оставляя девушку одну. Сглатываю. Стенки горла сжимаются, мешая дышать. Оборачиваюсь, взглянув на Дилана, который, видимо, до этого так же смотрел на Джизи, и только сейчас опускает взгляд на меня, скользнув языком по нижней губе:
— Дерьмо, — хриплый голос. Я потираю ладони, отворачивая голову, и не сопротивляюсь, когда ОʼБрайен касается рукой моего плеча, заставляя идти за собой. Парень молча подводит меня к двери своей комнаты и открывает её, заставляя зайти внутрь. И, если бы не случившееся, то я бы больше внимания уделила тому месту, где живет ОʼБрайен, но не могу. В моих мыслях только Джизи и её состояние. Даже примчавшийся из-за кровати Засранец не может отвлечь меня.
Парень закрывает за собой дверь, медленно оборачиваясь, и долго изучает меня взглядом, наконец, выдавая самое отвратительное, что мне приходилось когда-либо от него слышать:
— Ей просто не стоит так открыто одеваться, — гневно произносит, и я впервые с такой злостью смотрю на него, что вынуждаю парня замереть на месте:
— По твоему, проблема в её наряде? В её вкусе? — шепчу, не скрывая ярости.
— Никто бы не стал к ней приставать, если бы её одежда не была такой соблазняющей. Человека оценивают по его виду, и…
— Господи, заткнись, Дилан! — кричу на него, и парень опускает руки, видимо, не веря своим глазам, ведь я перебиваю его, тяжело дыша. — Что за чертовы шаблонные фразы, Дилан?! Если девушка одевается откровенно, это не значит, что все подряд могут её трогать, а уж тем более… — замолкаю, прикрывая рот ладонью, и начинаю бродить по его комнате, собирая все мысли в кучу. — Ты купил себе воды, но вдруг у тебя её отнимает другой человек, объясняя это тем, что он хочет пить, а ты его соблазняешь этой чертовой бутылкой.
— Что ты несешь? — Дилан трет лицо руками.
— Ты ведь покрутишь пальцем у виска, забрав свою бутылку с водой, ведь она — твоя собственность, — пытаюсь изложить свои мысли правильно, чтобы меня поняли. — Так тоже самое и с людьми. Если кто-то одевается откровенно — это не значит, что любой другой может «взять» тебя без твоего согласия. Тело — это твоя собственность. Это не вещь. Никто не имеет права касаться тебя, если тебе этого не хочется, — рвано дышу, остановившись, и смотрю на Дилана, раздраженно закатывая глаза, ведь не могу объяснить, что думаю так, чтобы это звучало «правильно». — Представь, что ты любишь ходить без футболки, — Дилан морщит лицо, но я всё равно продолжаю. — И кому-то это показалось соблазняющим, поэтому он решил тебя трахнуть без твоего согласия. А что? Ты ведь сам виноват, что так откровенно одеваешься, что у тебя такой вкус, — у меня начинает болеть голова, голос охрип. — Мне не нравится, как ты говоришь, — расстроено смотрю на ОʼБрайена. — Обвиняешь Джизи по шаблону. Так поступили бы все. Увидев её, тебе показалось, что она хотела такого исхода? Нет, это прозвучит ужасно, но я знаю её. И да, она любит вечеринки, но она ходит туда, чтобы потанцевать и хорошо провести время. Никак не с желанием, чтобы какой-то козёл зажал её в углу…
— Эмили, — Дилан поднимает ладонь, но я продолжаю говорить уже заплетающимся языком. — Эмили, я понял, — касается моего плеча, пальцами сжимая кожу, так что сжимаю губы, взглянув ему в глаза:
— Просто… Это так… — мое лицо корчится, и пальцами тру правый глаз, шмыгая нос. — Это неправильно.
— Прости, хорошо? — парень вздыхает. Он растерян.
Прижимаю ладони к горячему лбу, морща лицо, так что опускаю голову, скрываясь от Дилана, который хмуро смотрит на меня, убирая мои руки от лица. Заставляет опустить их, а сам касается пальцами моего лба, сильнее сводя брови к переносице, отчего его лицо выглядит мрачнее. Держит мою голову ладонями, наклоняясь вперед, и губами касается моего горячего лба. Я невольно расслабляюсь, прикрывая опухшие веки, и поддаюсь вперед, вынуждая Дилана придержать меня за плечи.
— У тебя температура поднялась, — тихо говорит очевидное, вернувшись в нормальное положение. — Ты заболела?
— Нет, я… Я просто хочу спать, — это правда. Тяжело дышу, выпуская горячий пар изо рта. ОʼБрайен прочищает горло, оглядываясь:
— Ты можешь спать здесь, а я пойду в гостиную, — отпускает мое лицо, но я перехватываю запястье одной его руки, застав парня врасплох. Сама начинаю нервничать, произнося слова, от которых моя кожа вновь покрывается мурашками:
— Нет, — короткое слово, но сильно действующее на нас обоих. Дилан поворачивает голову, взглядом изучив выражение моего лица, и опускает глаза на свою руку, которую я так сильно сжимаю, боясь выпустить.
— Ты… — Он, наконец, не пытается нацепить на себя маску холодной уверенности и непринужденности, а показывает свое человеческое смущение. Приоткрываю губы, начиная нервно заикаться:
— Я имею в виду, — не знаю, что сказать, чтобы самой перестать волноваться.
— Ты у стены? — Дилан проглатывает половину слов, заставляя мои губы на секунду растянуться в улыбке. Поглядываю на него, поднимая глаза, и киваю, отпуская его запястье. Парень растерянно смотрит в сторону кровати, откашливаясь. Мы — самые настоящие чайники в отношениях, поэтому оба не знаем, как себя вести. Скованы. И в этом есть своя прелесть. Хоть мне и неловко. Хоть мои щеки и безумно горят. Всё равно я чувствую себя лучше.
— Можно, я не буду снимать кофту? — Спрашиваю, и Дилан чешет затылок, кивая. Осторожно кладу рюкзак на пол возле стола, и беру Засранца в руки, направляясь к кровати. Мы с Диланом уже лежали в одной постели, даже спали, когда рядом был Томас, но теперь все иначе. Забираюсь на кровать, не смотрю на парня, чтобы не смущать его, и сажусь, опираясь спиной на стену. Дилан садится рядом, молча закидывая голову, и смотрит в потолок, выдыхая:
— Не сердись.
Не сразу понимаю, о чем он, но позже до меня доходит:
— Я не сержусь, просто мне не нравится, когда ты говоришь так, как все, — пытаюсь объяснить свою позицию. Засранец вертится у меня в руках, прыгая то на Дилана, то обратно на меня, при этом громко урча и время от времени чихая. ОʼБрайен кивает, вновь повторяя:
— Прости, — поворачивает голову, нервно дернув ткань своей футболки, и смотрит на меня, поэтому улыбаюсь, качая головой:
— Я не злюсь. Всё накопленное не сдержала и выплеснула на тебя, — глажу котенка. — Устала.
— Тогда, ложись, — Дилан забирает Засранца к себе, а я благодарю, укладывая голову на подушку. Ерзаю, устраиваюсь удобнее, а парень проделывает то же самое, немного погодя. Видимо, всё ещё борется со своей скованностью. Ложится рядом, и теперь мы прижимаемся друг к другу плечами, смотря в темный потолок.