Удовольствие.
Губы дрожат, когда делаю вздох, а ОʼБрайен касается губами моего виска, но я практически не ощущаю его касания. Делает это осторожно, больно аккуратно. Мои глаза вновь закрываются, а голова «держится на ниточках», поддаваясь любому легкому давлению. Внезапно Дилан касается моей горячей кожи под майкой своими ледяными пальцами, которые держал какое-то время под струей воды. Сдерживаю писк, но дергаю головой, желая возмущенно взглянуть на парня, и краем глаза вижу, что он улыбается, всю ладонь прижимая к коже спины, отчего я выгибаюсь, что-то непонятное промычав губами. ОʼБрайен вдруг замер на пару секунд, убирает руку, делая шаг назад от меня, и до спины касается прохлада. Нервно моргаю, трясущимися руками пытаюсь ополаскивать стакан под водой, и стараюсь тихо дышать через нос. Застываю на месте уже в какой раз, когда слышу, что Дилан идет к двери, и, когда поворачиваю голову, не успеваю ухватиться за него тревожным взглядом. Вышел в коридор и, судя по звуку, поднимается на второй этаж. Думаю, за Засранцем. Ладони расслабленно опускаются на дно раковины, а взгляд мечется по полу в поисках «ответов» на волнующие вопросы, что сами всплывают на поверхность из глубин моего подсознания. Слышу, как ОʼБрайен вновь спускается, поэтому поворачиваюсь лицом к раковине.
Дверной хлопок заставляет резко вскинуть голову, непроизвольно вдыхаю в себя напряжение, которое ощутимо касается моего тела. Тишина сгущается вокруг, и я чувствую, как она, словно холодными пальцами водит по моей коже. Осталась дома одна. И это пугает. Настолько, что готова выскочить на улицу, бежать, сломя голову в людное место, лишь бы не оставаться наедине с собой.
Наедине со своими мыслями.
***
Поздний вечер уже вынуждает застегивать молнию на легкой кофте. Томас надевает капюшон, ведь дождь не заставляет себя ждать, а дорога домой займет довольно долгое время. Ему пришлось вновь встретиться с теми, кому он задолжал, вновь обещать в пустоту о возврате всего долга, вновь уверять, что всё под его контролем. Сангстер успел позабыть, сколько всякого дерьма лежит на его плечах. Рано расслабился. Но в такие моменты, когда тяжесть становится невыносимой, он вспоминает, что у него есть выбор. У него есть цель, и вскоре всё закончится. Ему осталось лишь убедиться, что «два барана» не наломают дров и спокойно примут друг друга. Тогда Томас Сангстер, наконец, сможет осуществить то, о чем мечтает уже какой год подряд. Он сделает. Это и есть — его цель.
Шаги за спиной.
Томас не оборачивается, ведь догадывается, кто может преследовать его всё это время, дожидаясь того момента, когда он останется один. Темная улица, безлюдно вокруг. Приподнимает голову, щурясь. Впереди, ему навстречу идут трое парней, лиц которых не разглядеть в темноте. Неизвестно, сколько их сзади. Томас скрипит зубами, резко сворачивая за угол здания, думая, что способен таким образом скрыться, потеряться или выйти на людную улицу, но сворачивает он в переулок с мусорными контейнерами. Правда не тормозит, рассчитывая, что где-то в конце будет выход.
Пустые надежды.
Голоса за спиной.
Они уже знают, что Сангстеру не уйти, поэтому один из незнакомцев оглядывается по сторонам, убеждаясь, что никого нет поблизости, и вынимает складной ножик из кармана своей куртки.
А ведь Томасу действительно некуда бежать.
Уже давно.
========== Глава 24. ==========
Они должны держать Эмили
— Элис?
Её тихий вздох эхом раздается в длинном темном коридоре дома. Она привыкла к ночному мраку, поэтому вовсе забывает о таком чуде, как «электричество». Девушка медленно шагает босыми ногами по пыльному паркету в сторону ванной комнаты, дверь которой приоткрыта. У раковины, в темноте, боком к Эмили стоит светловолосая девушка. Она не шевелится, не подносит руки к холодной воде, что струится в трубу из крана. Хоуп хмурит темные брови, невольно останавливаясь, чтобы сохранить дистанцию. Взглядом, полным тревоги, изучает «сестру» со стороны:
— Элис, — повторно называет её имя, которое неприятно звучит в воздухе. Её волнение растет, ведь девушка не реагирует, продолжая стоять на месте, не шевелится, не подает никаких признаков того, что слышит зов. А дышит ли она вообще? Эмили не может знать. Она не видит всё достаточно четко, но никакого страха не зарождается в груди. Её одолевает приятное чувство ностальгии. Будто твоя неотъемлемая часть, наконец, отыскалась, вернулась — и вы вновь становитесь одним целым, единым человеком. Хоуп ещё не до конца может объяснить самой себе эти ощущения, но она знает точно, что ждала «элис» всё это время, что они обязаны дополнять друг друга. И эту часть себя Эмили не может потерять. Только не опять.
Дверной скрип. Хоуп сохраняет хмурое выражение лица, медленно поворачивая голову, оборачивается, чтобы устремить свой серьезный взгляд в сторону двери комнаты отца. Полоска света оставляет след на темном паркете, проникая сквозь щель. Эмили щурит веки, чувствуя, как внутри до сих пор горит это знакомое чувство «близости», родства, и её вовсе не шатает от увиденного: через небольшую дверную щель на неё смотрит пара темных глаз. Короткая стрижка неопрятно выглядит, а старое тряпье вместо одежды висит на тонком теле. Взгляд не злой, но устрашающий. Правда, вместо проявления ужаса Эмили демонстрирует слабое удивление, сама не понимая, откуда в голове начинают возникать непонятные картинки, будто кадры из старого немого фильма:
— Энди, — звучит не вопросительно. Эмили стоит к нему полубоком, озадаченно моргая, так как вновь это необычное тепло в груди. Под ребрами, словно именно этого ей не хватает. Элис и Энди. Они — важная часть. И только с ними Хоуп сможет, наконец, стать собой. Вернуть себе утерянные воспоминания. Вернуть саму себя. Будто «Инь» и «Ян». Энди и Элис. А Эмили — это промежуточное состояние. Состояние «ничего», состояние «пустоты». Вакуум, который необходимо наполнить.
Энди медленно со скрипом приоткрывает дверь в комнату отца, впуская в мрачный коридор холод с запахом медикаментов. Эмили спокойно смотрит на него, слыша, как кто-то шагает босыми мокрыми ногами по паркету с другой стороны, оставляя лужи воды после себя. Хоуп поворачивает голову, упираясь взглядом в Элис, волосы которой внезапно стали темными. Эмили не может разглядеть её глаз, но зато видит, что девушка вся мокрая. От неё пахнет хлоркой, словно она искупалась в бассейне.
Совершенно иной голос. Знакомый, женский. Хоуп слышит его, поэтому вовсе поворачивается боком к тем, кто медленно подбирается к ней, но вовсе без угроз. Эмили слышит голос матери, хриплый, какой-то довольный, так что не мучает себя догадками, а просто быстро идет в сторону двери в её комнату, игнорируя шепот за спиной. Ноги внезапно становятся ватными, сделать шаг тяжело, выдается с трудом, но девушка продолжает идти, всматриваясь в сгущающуюся перед собой темноту:
— Мам?
Эмили подскакивает к двери, когда слышит, как женщина громко кричит, и хватает ручку, дергая на себя.