Выбрать главу

— Я его сберёг.

Вообще-то это неправда. Дело в том, что он совсем забыл про него. Он нашел его в морозильнике, когда рылся там в поисках одного из замороженных блюд, которые он любит на обед. Он разогрел пудинг из сала в духовке, очень осторожно. Микроволновая печь убивает большинство питательных веществ, это общеизвестный факт. Неудивительно, что многие американцы так нездоровы; этот вид приготовления пищи должен быть запрещен законом.

Впалые глаза Эмили сверкнули жадностью. Она протягивает руку.

— Дай мне! Ты должен был дать мне его вчера, жестокий ты человек!

— Вчера ты мне не была нужна. Сегодня нужна. Половину внутрь, половину наружу, Эм. Ты знаешь процедуру. Половину и половину.

Он передает ей бокал и ложку. Питер Стайнман не был особо жирным ребенком, но то, что он отдал при обработке, было съедобным золотом. Его жена начинает быстро есть, прихлебывая из бокала. По ее подбородку скатывается капля жира с несколькими волосковидными нитями сухожилий. Родди ловко подхватывает ее и засовывает обратно ей в рот. Она сосет его палец, что когда-то давно превратило бы набалдашник в его штанах в рельсовую шпалу, но не теперь, и с этим ничего не поделаешь. Виагра и другие препараты для лечения эректильной дисфункции не просто вредны для мозга, они ускоряют ход хромосомного часового механизма. За каждый половой акт с использованием Виагры вы теряете полгода жизни. Это доказанный факт, хотя фармацевтические компании, конечно же, его замалчивают.

Он выхватывает у нее бокал, прежде чем она успевает его полностью съесть. Он чуть не роняет его — какая это была бы трагедия, — но успевает спасти его, прежде чем тот скатывается с кровати и разбивается об пол.

— Перевернись. Я подниму твою ночную рубашку.

— Я смогу сама.

Она приподнимает ночную рубашку, обнажая морщинистые бедра и тощие ягодицы. Он начинает разглаживать остатки жира и сухожилий на её левой щеке и по внутренней стороне бедра, где этот назойливый нерв испускает свое высокое напряжение. Она издает легкий стон.

— Лучше?

— Думаю… да, лучше. О, Боже, да.

Он достает из бокала всё до последней капли и продолжает размазывать и разминать. Вскоре блеск жира практически исчезает, впитываясь, успокаивая этот противный красный нерв и усыпляя его.

«Нет, не усыпляя», — думает он, — «а только заставляя задремать. Настоящее облегчение наступит позже, с печенью девушки. А затем питательные супы, рагу, филе и котлеты».

Под его ногтями остаются маленькие белые полумесяцы жира. Он облизывает их дочиста и досуха, затем опускает её ночную рубашку обратно.

— Теперь отдыхай. Поспи, если сможешь. Готовься к этому вечеру.

Он целует потную впадинку на её виске.

2

Незадолго до одиннадцати вечера Бонни Даль просыпается, лежа обнаженной на столе в маленькой, ярко освещенной комнате. Ее запястья и лодыжки зажаты. Родни и Эмили Харрис смотрят на неё. На обоих надеты перчатки до локтя и длинные резиновые фартуки.

— Ку-ку, — говорит Родди, — я тебя вижу.

В голове Бонни всё еще туман. Она почти уверена, что это сон, самый худший кошмар на свете, но знает, что это не так. Она поднимает голову. Она тяжела, как бетонный блок, но Бонни удается ее поднять. Она видит, что ее тело разрисовано маркером. Она стала похожей на какую-то странную карту.

— Вы всё-таки собираетесь меня изнасиловать? — У нее пересохло во рту. Слова звучат хрипло.

— Нет, дорогая, — говорит Эмили. Ее волосы свисают клочьями вокруг лица, такого бледного и впалого, что оно напоминает череп. Ее глаза блестят. Ее рот — это извивающаяся линия боли. — Мы собираемся тебя съесть.

Бонни начинает истошно кричать.

28 июля 2021 года

1

Эмили стоит у окна спальни в предрассветный час и смотрит на Ридж-роуд, пустую в лунном свете. За ее спиной Родни спит с открытым ртом, издавая громкий скрипучий храп. Этот звук слегка раздражает, но Эмили всё равно завидует его отдыху. Она проснулась в четверть четвертого, и сегодня ей уже не уснуть. Потому что она знает, что ее мучает.

Она должна была догадаться об этом сразу же, как только Гибни позвонила со своей лапшой на уши о том, что Дресслер подозревается в угонах автомашин. Это было так очевидно. Почему же она сразу не поняла? Сначала она подумала, не начинает ли она сходить с ума так же, как сходит с ума Родни (в этот короткий час она может признать, что это правда). Но она знает, что это не так. Ее ум такой же острый, как и прежде. Просто некоторые вещи настолько велики, настолько чертовски очевидны, что их не замечаешь. Как некий уродливый, громоздкий предмет мебели, к которому привыкаешь и просто обходишь его стороной. Пока не врежешься в него лицом.