Вера замечает, куда он смотрит, и закрывает дверь прачечной.
К двери комнаты Пита наклеено: ШТАБ-КВАРТИРА ПИТА СТАЙНМАНА. Ниже — велоцираптор из «Парка Юрского периода», из зубастой пасти которого торчит «облачко» со словами: «Не входить, иначе рискуешь быть съеденным живьем».
Вера открывает дверь и протягивает руку, как модель на игровом шоу.
Джером заходит. Односпальная кровать аккуратно застелена — от верхнего одеяла может отскочить десятицентовая монета. Над ней висит плакат с Рианной в приглашающей позе, но в том возрасте, в котором мальчик покинул известный мир, его интерес к сексу еще не затмил детскую жажду воображения… особенно, думает Джером, когда речь идет о ребенке, которого его сверстники называли Стинки. По бокам окна (выходящего на почти идентичный дом по соседству) висят плакаты с Джоном Уиком и Капитаном Америкой. На комоде лежит сотовый телефон Питера и лего-модель «Тысячелетнего сокола».
— Я помогала ему строить его, — говорит Вера. — Это было весело. — Джерому слышится вместо «весело» — «вешало». В углу, слева от комода, стоит синий скейтборд «Аламеда», его поверхность потерта от многочисленных поездок. Рядом с ним на полу лежит шлем.
Джером указывает на него.
— Могу я…?
— Пожалуйста.
Прозвучало как «Пошаста».
Джером берет доску, проводит рукой по слегка углубленной поверхности из стекловолокна, затем переворачивает ее. Одно колесо выглядит слегка изогнутым. Имя владельца, его адрес и телефон написаны выцветшим маркером, но по-прежнему читаемы.
— Где он лежал? — спрашивает Джером, внезапно уверенный, что знает ответ: на потрескавшемся тротуаре заброшенной авторемонтной мастерской, где был найден велосипед Бонни Рэй. Однако оказывается, что это не так.
— В парке. Дирфилде. Они искали там его тело, и один из них нашел скейтборд в кустах около Ред-Бэнк-авеню. Я думаю, именно там кто-то схватил его, чтобы убить и сделать что-то еще. Или же это был туманный вечер, возможно, кто-то сбил его машиной и увез тело. Чтобы закопать. Какой-то пьяница, как и я. Я только надеюсь… пожалуйста, Господи, чтобы он не страдал. Прошу прощения.
Она возвращается на кухню, осанка по-прежнему безупречно ровна, но теперь в ее походке заметно покачивание бедрами. Джером еще немного смотрит на скейтборд, затем ставит его обратно в угол. Он больше не уверен, что между Стайнманом и Даль нет никакой связи. Сходства местоположения и оставленных предметов могут быть случайными, но они определенно существуют.
Он возвращается в гостиную. Вера Стайнман выходит из кухни со свежим напитком.
— Большое спасибо за…
Джером успевает сказать только это, прежде чем колени Веры подкашиваются. Стакан выпадает из ее рук и катится по ковру, проливая джин. Джером занимался легкой атлетикой и играл в американский футбол в старших классах, и его рефлексы по-прежнему хороши. Он подхватывает ее под мышки, прежде чем она падает лицом в пол, от чего разбила бы нос и сломала бы зубы. Она висит совершенно бескостной в его хватке. Ее волосы выбились из прически и свисают на лицо. Она издает рычащий звук, который может быть именем ее сына, а может, нет. Затем начинаются судороги, захватывающие ее и трясущие, как крысу в пасти собаки.
6 января 2021 года
1
— Хватит, — говорит Эм Родди. — Выключи его.
— Дорогая моя, — отвечает Родди, — это история. Ты согласна, Бонни?
Бонни Рэй стоит в дверях кабинета Эм со стопкой прошлогодних рождественских открыток, забытых в её руках. Она завороженно смотрит телевизор, наблюдая за тем, как толпа штурмует Капитолий, разбивая окна и карабкаясь по стенам. Некоторые размахивают звездно-полосатым флагом, некоторые — флагом с гремучей змеёй Гадсдена, на котором написано «НЕ НАСТУПАЙ НА МЕНЯ», многие другие — плакатами Трампа размером с простыню.
— Мне всё равно, это ужасно, выключи.
Ей действительно страшно, это она имеет в виду, но это также ужасно захватывающе. Эмили считает, что Дональд Трамп — хам и грубиян, но он еще и колдун; с помощью какой-то магии абракадабры, которую она не понимает (но в глубине души ей завидует), он превратил апатичный средний класс Америки в революционеров. Интеллектуально они вызывают у неё отвращение. Но у неё есть и другая сторона, обычно выражаемая только в её дневнике, и пережитые за последние девять лет события изменили её в том возрасте, в котором изменение личности считается почти невозможным. Она бы никогда не сказала этого вслух, но это политическое святотатство её завораживает. Часть её надеется, что они ворвутся в офисы, вытащат избранных представителей обеих партий и повесят на фонарных столбах. Пусть кормят птиц. На что еще они годятся?