— Так уже все готово, — подскочил к нему Рыжий, на ходу вытаскивая из-под кафтана мелко исписанную грамоту.
— О, так вы уже все сговорились, — хмыкнул Дормидонт, — принимая бумагу. — Что ж тут написано? «Прошу принять подателей сего и оказать всяческое содействие…» А, ну это другое дело! — Царь, с подозрением осмотрев шариковую ручку, поспешно поданную ему Чаликовой, все-таки украсил письмо своим автографом. — А вам, сударыня, чего хотелось бы? — повернулся царь к Наде. — Хотите я вас назначу, понимаешь, боярыней?
— Да нет, с меня довольно и того, что побыла Бабой Ягой, — уклонилась от столь заманчивого предложения Чаликова. — И потом, без Чумички я бы ничего не добилась. А без Змея Горыныча не смогла бы выбраться из замка князя Григория.
— Да не нужно мне ничего, — буркнул Чумичка. — А ежели чего и понадобится, так я колдовством добуду.
— Постойте! — вскочил со стула Рыжий. Все с удивлением уставились на него. — Кажется, я знаю, что делать с Горынычем!
— И что же? — благожелательно спросил Дормидонт.
— В народе бытуют суеверия, будто в районе Холма Демонов, или Горохового городища, находится край земли, где обитает страшный Змей Горыныч. Так почему бы нам, пока Чумичка не найдет способа расколдования, не принять его на государеву службу и не поселить возле городища, дабы там не ходили все кому не положено?
— Неплохая мысль, — согласился Дормидонт. A Василий воскликнул:
— Гениальная!
— Ну так я пойду, поговорю с ним, — заявил Рыжий. — Вернее, с ними. — И он скрылся во тьме в направлении березок.
— Ну а тебе чего желается, эскулап? — обратился Дормидонт к Серапионычу.
Тот как раз в это время доставал скляночку, чтобы подлить себе в чай.
— Мне желалось бы, — заговорил доктор, с сожалением пряча скляночку во внутренний карман сюртука, — чтобы вы, Государь, гм, не подвергали князя Длиннорукого ампутации головы, а ограничились более гуманными методами наказания.
— Что-то ты больно мудрено изъясняешься, боярин Владлен, — покачал головой царь.
— Доктор хочет сказать, чтобы вы не рубили Длиннорукому голову, — пояснила Чаликова.
— Ну ладно, голову рубить не буду, — нехотя согласился Дормидонт. — Хотя надо бы, ох как надо бы…
Но тут воротился Рыжий:
— Горыныч согласен. Мы сошлись на ведре самой чистой водки и некотором весьма скромном количестве еды в день. Ну, еще надо будет еще построить в районе городища сарай с крытым навесом — все это вполне в разумных пределах.
— Ну вот и прекрасно, — подытожил Дормидонт.
— Но все-таки я его расколдую, — заявил Чумичка, — дайте только срок.
А Рыжий отвел в сторонку Чаликову:
— Надя, вы тут рассказывали об одной семье из Санкт-Петербурга, как их, забыл…
— О Веревкиных, — напомнила Надя.
— Да-да. Надо бы помочь хорошим людям. — Рыжий пошарил в кармане своего кафтана и извлек несколько золотых монет. — Если снова попадете в Питер, то передайте им. Эти деньги, конечно, в вашем мире недействительны в качестве дензнаков, но там все же чистое золото…
— Хорошо, обязательно передам, — ответила Чаликова, бережно пряча монеты в сумочку.
Таким князя Григория господин Каширский не видал никогда, а начальник его Тайного приказа — очень давно. Оставшись с ними в своей рабочей горнице, князь уже не считал нужным сдерживаться, а напротив — дал полную волю чувствам.
— Вы что, сговорились выставить меня перед усем белым светом на позоришче?! — кричал князь Григорий, топая ногами и стуча кулаком по огромному столу. — Я на тебя положился, как на себя, а ты мне уместо воинов подсунул каких-то полудурков! — Последние слова относились к Каширскому, который стоял перед князем, смиренно потупив голову и мысленно посылая ему установки к спокойствию и сбалансированности. Но, видимо, не слишком удачные. — Ну чего ты молчишь? — продолжал разоряться князь Григорий. — Или тебе сказать нечего?!
— Ваша Светлость, я предпринял все, что мог, — разомкнул уста Каширский, — но объективные обстоятельства…
— Вечно у вас какие-то обстоятельства! — выкрикнул князь. — Ладно, с тобой позже разберемся. И с твоими обстоятельствами тоже.
— Я вам все объясню, — начал было Каширский, но князь Григорий уже переключился на главу Тайного приказа:
— А ты, бездарь, куда смотрел? Мало того что ко мне в дом лезут усе кому не лень, так еще и с Новой Мангазеей полный провал! Я ж тебе тышчу раз говорил — особое внимание и особое тщание приложь, но чтобы мангазейцы ждали меня как дорогого гостя и освободителя! Да если бы я захватил Мангазею, то они бы все вот где у меня сидели! — Князь продемонстрировал сжатый кулак.
— Ваша Светлость, мы делали все строго по вашим указаниям, и я даже не понимаю, что случилось с нашим тамошним человеком, — печально проговорил глава приказа. Это был тот самый барон Альберт, который несколько лет назад вел переговоры о выкупе царь-городских скоморохов. Разумеется, тогда он и представить не мог, что именно эти скоморохи помогут вывести на чистую воду «нашего тамошнего человека».
— Я вижу одно, — князь Григорий зло пробуравил барона холодным взглядом, — что с такими работничками, как вы, я никакого толку не добьюсь.
Князь уселся за стол и несколько минут сидел молча, будто изваяние.
«Мои установки подействовали», радостно подумал Каширский. Барон же Альберт, давно знавший князя, понял, что Григорий уже почти успокоился и готов к новым славным делам.
— Ну что же, — прервал князь долгое молчание, — пролитую воду не соберешь. Теперь мы должны загладить у глазах народа горечь поражения после неудачного похода. Надеюсь, с этим вы согласны? — Каширский и Альберт молча закивали. — Какие будут предложения?
Так как предложений не последовало, то князь Григорий, еще немного помолчав, продолжал сам:
— Есть тут поблизости от нас одно королевство — зовется Новая Ютландия. Все у меня до него руки не доходили, но теперь, пожалуй, случай самый подходяшчий.
— Сказать воеводе, чтобы дружину собирал? — спросил повеселевший Альберт.
— Да погоди ты, — устало махнул рукой князь Григорий. — Не будем разменивать нашу славную дружину на такие пустяки. — Князь понизил голос. — Имеется тут у меня одна задумка…
Однако речь князя прервал какой-то шум за неплотно закрытым окном.
— Ну что там такое? — недовольно поморщился князь. — Даже ночью покоя нет.
Барон Альберт выглянул в окно и увидал два удаляющихся и при этом выразительно жестикулирующих силуэта.
— А, да это ж наша дорогая гостья Анна Сергеевна вместе с господином Херклаффом. Видать, чего-то не поделили.
(Барон оказался бы немало изумлен, если бы узнал, что именно не поделили госпожа Глухарева и господин Херклафф).
— Нечего им тут бездельничать, — заметил по этому поводу князь Григорий. — Что ж, и для них в Новой Ютландии дельце найдется.
— Не будет ли Вашей Светлости угодно ввести нас в курс ваших намерений? — напомнил Каширский.
— Придет пора — введу, — хмуро отрезал князь. — Спешки покудова нету. И вообще, ступайте-ка вы обое вон отсюда…
Оставшись один, правитель Белой Пущи вновь впал в неподвижное молчание. Но в это время его злой разум вырабатывал новые, куда более изощренные замыслы.
А через несколько дней весь Царь-Город гулял на свадьбе Рыжего и Татьяны Дормидонтовны. Царевна была диво как хороша в расшитом золотом сарафане. Да и жених гляделся хоть куда. И гости нестройно, но с задором, кричали «горько!». И жених лобзал невесту в жаркие уста с превеликим чувством. И были песни и пляски. А как свечерело — большой фейерверк, организованный майором Селезнем. И столы ломились от яств, и гости пили вина и бражку хмельную в количествах немереных. Один лишь Великий Сыщик медов пенных не пил, все размышлял о предстоящем ему путешествии. А если что по усам и текло, то, как известно, в рот не попало.
Сказка ложь, да в ней намек — добрым молодцам урок.