Все вокруг свистело, выло и бухало от ударов бомб.
Вода бурлила и тянулась смерчами, внутри которых мигал мрачный огонь. Несло течением разбитые плоты, трупы. Корчи н коряги ворочались и шлепали. Реку замарило дымом, и в эту мглу уходили солдаты и некоторые тут же проваливались в сверкнувшую бездну. Дементий Федорович укрылся со штабной группой под обрывом на берегу. Плыли со стеклянным блеском ракеты.
У самой воды вспыхнуло, на миг озарив в какой-то неподвижности людской поток, словно отлитый из железа и бронзы, и одни стояли поклонясь, опустив головы, другие с поднятыми руками куда-то звали, и в пламени висели плоты, и носилки на плечах чернели, как в скорбном шествии.
Густая, взбитая взрывами кровавая пена тянулась у берега.
"Я не мог иначе. Жизнь или смерть? Другой дороги нам нет и не будет,-думал Дементий Федорович.- Только это... пора и мне".
Он низко нахлобучил каску и посмотрел на тот берег с темными провалами в огне.
- Пошли, товарищи!
- Живей! Живей! - подхватили другие голос командира.
- Эй, живей, когда с милкой потесней!..
"Отчаянный",- и Демептий Федорович бросился в воду. Впереди колышутся каски, плоты, на которых переплавляли раненых, а дальше красные чудовищные пузыри мгновенно вспухали и лопались, и желтая жижа со смрадом волнилась.
Под ногами Дементия Федоровича дно провалилось вдруг.
"Вот и все. Пошел,- ознобило смертью и оборвало ее тьмой, и он, захлебываясь и задыхаясь, все бил и бил в эту тьму, и в мгновениях видел свет, красный и оранжевый и резко белый, который вертелся, и ломался, и поднимал над водой сгорбленных людей, и они исчезали среди грохочущих столбов.- Вот и все..." - застонав, он замахал руками, ударил перед собой, и вдруг что-то твердо и сильно толкнуло под ноги. Дементий Федорович упал на колени.
- Выбрались! - услышал он и поднялся.
Навстречу ему двигалась узкая полоска истоптанной солнечной земли.
Дементий Федорович остановился в лесу на косогоре, за поймой, у края сухого сосняка, изрытого воронками и землянками с истертой в них соломой, тряпьем и грязными бинтами.
Было видно отсюда, как по сторонам переправ колыхались горевшие поля камышей. А выше по течению вздувался свипцово простор реки, и прямо на черте горизонта, где стоял большой город, тяжело опускалось к земле кобальтовое небо. Ветер с вздрагиванием доносил оттуда знобящие муки сражения.
А с переправ все шли и шли солдаты, и перед ними зеленеющими глубинами вставал на востоке край земли родной.
Дементий Федорович посмотрел за Березину, где хмурели леса. Там, прикрывая отход дивизии, все еще бился полк.
"Нет оправдания сотворившим такую жуть на земле.
Даже оогу",- подумал Дементий Федорович.
* * *
Полк Невидова не уступал небольшую полоску окруженной дороги,остервенело отстреливался по эту и по ту сторону изрытой, почернелой от минных взрывов заваленной убитыми насыпи.
В небольшой лощине скапливалась группа для прорыва. Здесь две братские могилы, оставленные прошедшей дивизией,-небольшие курганы. Обгорелый и оборванный осинник напоминал пашню с торчавшими из земли кольями. А там, дальше, за стволами дремучих сосен с вспышками голубого и зеленого света замерли немецкие автоматчики.
Невидов под гимнастеркой перепоясался снятым с древка знаменем, крепко стянул ремень на полотнище.
- Пора,- вздрогнул Любинын, услышав звуки боя вступившего в схватку с немцами отряда из арьергарда дивизии, который должен был с внешней стороны пробить брешь.
- Пошли! Пошли, товарищи! - крикнул Невидов.- Кто это полюшко пройдет, долго жить будет! Вперед!
Будто тяжкий вздох из лощины поднялся. Немцы били по бегущим в упор из автоматов и пулеметов. Но вот сошлись врукопашную.
Кольцо разорвали с двух сторон. Впереди луг. После смрада из лощины дыхнуло свежестью.
Два вышедших из засады танка встали по углам луга и встретили огнем своих пулеметов.
Невидов бежал с Любицыным по лугу. Рвались мины.
- Сюда! - крикнул Любицын и упал.
Невидов рванулся в сторону. Из-под дерева обожгло с грохотом, и голоса сразу отдалились, утихли, а он все куда-то падал и задыхался.
"Где я? Что со мной?" - подумал Невидов, с ужасом оглядывая поле. Лежали убитые, кровь на траве. Дрожат вдали какие-то красные пятна, и среди них немцы.
Голову заломило сильней и сильней. Потянуло тошнотой, и перед глазами померкло. Он услышал свое дыхание, от которого вроде бы вода рябила мертвенно.
И вдруг сверкнуло в сознании: "Знамя!" Схватился...
"Здесь!" - на груди, под гимнастеркой. И снова ткнулся в мох.
Очнулся-солнце уже зацепилось краем за острую маковку далекой ели, уходило за лес; на опушке, рядом, передвигались, рыча и лязгая, немецкие танки - как глухари в папоротнике, устраивались на ночлег; видимо, от полевой кухни струился над лесной гущей дымок.
Лишь ночью, когда на опушке угас последний всплеск губной гармошки, а над лугом застелился туман. Невидов пополз к дороге, на которой то и дело немецкие грузовики, пробегая, светом фар косили тьму.
Не помнил, как перебрался через дорогу, как прошел бором,- очутился у знакомой деревушки.
Долго лежал в лопухах, слизывая с листьев росу:
прислушивался - нет в деревне немцев? Чуял запахи хлевов, огородов и хлеба. По картофельным грядам прокрался поближе к домам. Тихо в деревне. Прижался к сараю. Шепот за стенкой.
Шептались Сергей Елагин и Палаша. Спрятала хозяйка раненого от чужих глаз в тайную нору в соломе.
Под стеной в малинники ход прорыла.
Л многих раненых, что оставили в деревне наши, высмотрели немцы. Увезли куда-то.
Полюбился Палаше этот молоденький: таких и не видела, как из светлого какого-то края явился, и глядит на нее ясно и с грустью. Все уж ему"- и ласка, и хлеб, и табак, только живи, пока незаметно, тихонько, а там видно будет. Стронулся свет. Как пучиной всех захлестнуло. Не до воли. Далека она теперь, воля-то. По здешней дорожке и не дойдешь: поймают, забьют.
Как-то через щель сарчя глянул Сергей в лугапронзило больнее раны: какой-то вроде бы человек показывал на сарай, уходил и снова возвращался, хотя Сергей и не видел его.
И с той минуты темнота казалась Сергею добрее света. Успокаивала. Ночь приходила как избавление. А с рассвета все снова. Прокричит петух - сердце так и оборвется. Опять страшный день. Вот-вот крикнет кто-то:
"Выходи"... На душе тоска, страх. Словно на казнь приговорен. А казнь долгое ожидание крика:
"Выходи"
- Не могу больше. Уйду,- сказал Сергей.
- Куда ты слабый пойдешь. От добра да к беде.
Или жить надоело?
- Доберусь. Не сверну с зари. Так прямо на нее и пойду. А там наши.
- Я кому хочешь про твою совесть скажу: командиры тебя оставили. Ты сам-то и не помнишь. Без памяти бьгл. Тебе еще лежать да лежать. Голова-то твоя горячая, вон- какая горячая.
- Страшно здесь, Палаша.
- А там? Земля горит. Березина, говорят, из берегов вышла: столько убитых приплыло.
- Там война. Но там свои, Палаша.
Шорох за стеной. Показалось или подкарауливает кто-то, следит?
Полезла Палаша из норы в ход под стеной. Прокралась к углу... Человек лежит.
Как на последнем шаге своем свалился Невидов, стащила его Палаша в сарай.
- Хлеба,- прошептал он, чувствуя, что еще минута - и он упадет.
Она принесла ломоть. Невидов сжал его трясущимися руками и откусил. Потом привалился к соломе, задышал с хрипом и всхлипыванием.
Сергей выбрался из соломы. На земле лежал незнакомый, вздрагивал и хрипел, и вдруг сон его оборвался.
Он вскочил и быстро ощупал что-то на гимнастерке; искал оружие.
- Гляди, какой с хлеба-то сильный стал.