- Дай мне слово больше не закатывать истерик, и я прикажу отменить назначения Донатто.
Ясмин едва заметно кивает, из уголка глаза медленно скатываются бессильные слезы слабости, признание его власти над ней.
- Не нужно, - Макс нежно сцеловывает ее слезы. - Я больше не позволю тебе совершать ошибки, значит, не будет повода и для наказания. Давай продолжим нашу сказку словами “и поняла юная нищенка, как ей повезло встретить прекрасного принца”.
Он запер ее в спальне, больше не позволяя выходить даже в коридор, все стало так же, как и было в самом начале их странных отношений. Яся все больше проводила времени, устроившись на подоконнике с книгой, спиной к двери и застывшей на стуле служанке. Потом появлялся Макс, и они оставались наедине, чужие друг другу, словно между ними мела снежная пурга и стелился туман отчуждения. Он спрашивал, она отвечала, он предлагал, и она соглашалась, ровно, безлико, до безмолвного крика в удушающей тишине.
- Я должен присоединиться к группе завтра.
Макс рассеяно перебирал ее локоны, бездумно глядя на танцующие тени на потолке.
- Попросишь и, я останусь с тобой…
- Не нужно.
- Меня не будет несколько дней, хочешь, попрошу маму и, она пригласит Сильвию, выберешь подарок на прошедшие праздники.
- Я не хочу.
- Украшения, женщины любят украшения, у нас свой ювелир, знаешь?
- Догадываюсь.
Его пальцы зарываются в шелк ее волос, притягивая, заставляя приподняться, взглянуть в его глаза.
- Продолжаешь хандрить?
- С чего ты взял?
- С твоих односложных ответов.
- Мне тебя разорить?
Жесткая линия рта прихотливо изгибается.
- Я продолжаю думать, что это все еще действует успокоительное, ты сама на себя не похожа.
- Ты не этого хотел?
- Ты же знаешь, что я хотел от тебя другого.
- Сколько можно разговаривать с пустотой, ты меня не слышишь и, вряд ли, когда - нибудь начнешь.
Яся слабо усмехается кончиками губ и опускается на его грудь, вслушиваясь в мерные удары сердца. Макс скользит кончиками пальцев по ее плечу, рисуя замысловатые узоры. Полумрак спальни, смятые простыни, сплетенные тела.
- Ты выстроила стену вокруг себя, из ледяного камня, не даешь приблизиться к себе.
- Ты же этого хотел, меня покорную, с тобой согласную.
- Не преувеличивай, я защищал тебя от твоих же необдуманных поступков, глупых слов и бездарных ошибок. Я не хочу от тебя уезжать, - он сжимает руки за ее спиной, словно желает втиснуть ее в себя. - Я люблю горы, мне нравится риск, но… что - то удерживает, я не могу уйти, мешает чувство неясного страха, я боюсь тебя потерять.
- Твои преданные слуги вокруг меня весь день, глаз не спускают, куда я денусь отсюда?
- Я все понимаю, - Макс склоняется, касаясь губами ее макушки. - Попросишь и, я не уйду.
- Я не попрошу.
- Не простишь меня?
- Ты нуждаешься в моем прощении?
- Хотелось бы знать, что если я сорвусь в пропасть то кто - то будет по мне скучать.
- Твоя мама и твои же многочисленные любовницы.
- Ты даже не вспомнишь?
- Могу пообещать, не смеяться над горькими слезами твоей матушки.
- Наша последняя ночь вместе, - он переворачивается, подминая девушку под себя, жадно сминая ее губами своими губами, целует глубоко, страстно, отрывается на мгновение, чтобы прошептать в ее глаза. - Оторвусь по полной, Яся, согласна быть нежной?
- Гарантируешь, что это последняя ночь с тобой вдвоем?
- Представь это, воображения тебе не занимать.
- Моя фантазия истощилась, подбирая множество оправданий для твоей неустойчивой психики.
Утром они вместе позавтракали, Макс застегнул куртку и повернулся к Яси, увлеченной показательным чтением.
- Отложи книгу и обними своего мужчину, - он потянул за обложку, отбрасывая книгу, прочь и, склоняясь над девушкой. - Скажи, что будешь скучать и ждать.
- Обязуюсь с подоконника не слазить, в окно выглядывать.
- И почему ты меня не любишь, - Макс смотрел на нее задумчиво, чуть отодвинувшись, чтобы лучше видеть запрокинутое к нему личико. - Я же становлюсь жестким только лишь по твоей вине.
- Ты становишься невменяемым, поверь мне.
Дни сменялись неделями и на третьей неделе Яся уже стала всерьез подумывать о том, что Макс встретил какую - нибудь девушку несказанной красоты в горах, влюбился без памяти и забыл о ней, запертой в его спальне. Яся пробовала заводить разговор на волнительную для нее тему с прислугой, тишина, просила дать ей телефон, оглушающее безмолвие, потребовала отвести ее к Нине Дамазо, чуть приподнятые вопросительные брови и снова молчание. Замечательно. Ясмин вернулась на излюбленный подоконник, рассматривая уже до оскомины надоевший вид из окна и, раскрыла очередную книгу. Она любила читать, но даже это увлечение больше не помогало отвлечься в ожидание возвращения Макса. Он хотел ее заставить ждать себя с нетерпением, и он успешно добился этого от нее. Яся захлопнула книгу, прошлась по комнате, взглянула на застывшую у порога служанку и передумала доставать ту очередными требованиями о телефоне или встрече с кем - нибудь из Дамазо. Все бесполезно, пока Макс развлекается в свое удовольствие на каком - нибудь горнолыжном курорте в обществе друзей и светских леди, она тут вынуждена развлекать себя беседой исключительно с самой собой и воображаемыми собеседниками. Поэтому неожиданное появление в дверях маменьки Макса несказанно обрадовало ее уже тем, что та хотя бы заговорит с ней, а не примется изображать из себя бессловесного истукана.
Яся улыбнулась женщине, но улыбка тут же сбежала с ее губ. Нина выглядела осунувшейся, изможденной и явно чем - то сильно расстроенной. Нет, она все еще поражала воображение ухоженной прической и умело наложенным макияжем, идеально подобранным платьем и туфлями точно в тон, но чувствовалось, что она была на грани, на последнем вздохе, что - то горькое и неизбывное плескалось в ее глазах, искажало правильные черты незримой пыткой.
- Я хотела попросить тебя сопроводить меня… на прогулку, одевайся, я подожду в холле.
Женщина вышла и Яся растерянно осталась стоять посередине комнаты. Прогулка? В парке? Неожиданно, но почему бы и нет. Возможно, Макс устал от нее и не может сказать сам, попросил любимую маму выпроводить надоевшую любовницу. Хотя с чего бы это ему начинать меняться? Сын снова поругался с папой, и Нина винит ее в их очередной ссоре? Может быть, только чем эта беседа обернется для Ясмин. Девушка натянула джинсы и кофту, накинула куртку и в сопровождение горничной спустилась в главный холл. Нина стояла у дверей, потерянно глядя куда - то вдаль, в ее глазах плескались слезы и, помада на тщательно подкрашенных губах местами стерлась, вероятно, когда она в волнение кусала губы, пытаясь сдержаться и не сорваться на визг, пряча эмоции от окружающих.
- Неизменные джинсы.
Ее губы презрительно дернулись, но она тут же толкнула входную дверь, приглашая Ясю идти за собой.
- Прокатимся, тут не далеко, ты же не откажешь мне в компании?
- Нет, конечно, я и сама просила прислугу передать вам просьбу о встречи.
- Они сообщили об этом, но я была занята.
Нина кивнула водителю, придерживающему приоткрытую дверь автомобиля и, элегантно скользнула в салон. Яся последовала за ней.
- Мы все сейчас очень заняты… у нас… неприятности.
- Я могу помочь?
Она не хотела им помогать, но женщина выглядела настолько надломленной, что сказать что - то другое или позлорадствовать, попросту не получалось.
- Я надеюсь на это, очень надеюсь.
Автомобиль остановился возле главного входа той самой клиники, откуда Макс совсем недавно забрал ее, и не смотря на его обещание, накачанную успокоительным, не в силах даже самостоятельно передвигаться. Нина пошла вперед, Ясмин за ней следом, прикидывая, зачем ее привезли сюда снова. Сердечный приступ Витале и сеньор Дамазо потребовал у сына отпустить ее от себя? Возможно. Он же постоянно требовал изменить отношения к ней, пытался помочь, неудачно и все больше во вред, но помочь. Ладно, Яся усмехнулась, приготовившись к представлению, она готова лгать ему и говорить то, что скажут. Все так же молча они поднялись в лифте на несколько этажей, прошли длинным коридором, пока Нина не остановилась возле одной из дверей, выходящих в уютное фойе. Женщина открыла дверь, жестом приглашая Ясю пройти вперед и подтолкнула, когда та неожиданно застыла, глядя на лежащего в постели мужчину. Макс, это был Макс. Небритый, осунувшийся, с темными кругами, залегшими тенью под плотно закрытыми глазами. Простынь закрывала часть тела, но оставляла открытыми перебинтованные ноги много выше колена.