Весна наступила внезапно и была так же беспощадна с зимой, как беспощадна была морозная пора с селянами. Яркое солнце пригревало, снег стремительно таял, журчали сверкающие на свету ручейки и ласковый ветерок разносил пение птиц по всей округе. Лес пробудился для жизни. Такой жизни – легкой, свежей, сильной и полной! – в какой не было места леснику, одинокому, отчаявшемуся, ищущему забвения, но скованному любовью к дочери.
Это предел. Лесник понял, что даже тут он стал чужим. И если уж лес, старый верный друг, начал отвергать жалкого безутешного мужчину, столь далекого от жизни, то каково же приходится его дочери, которая постоянно, но тщетно пытается вдохнуть в него эту самую жизнь? С каждым годом ей дается это тяжелее, с каждым годом он отчетливее ощущает, что становится для нее унылой обузой, с каждым годом он все сильнее заставляет ее страдать…
Девушку пора сватать. Пусть подумает и решит сама, кого в женихи хочет. Дальше так продолжаться не может. Лесник губит дочь, тянет ее на дно. Как ни прискорбно это осознавать, она должна покинуть его – рядом с ним у нее настоящей жизни не будет. А сам он, один… ну, как-нибудь.
С этой мыслью лесник вернулся домой. Встретившая его дочь сразу же начала весело рассказывать ему о чем-то, а он, невпопад ухмыляясь в ответ, сел на стул у печки и принялся ворошить кочергой угольки, думая, как бы поосторожнее завести разговор о замужестве. Непохоже, чтобы она была готова к столь важному решению… Но надо.
И пока лесник подыскивал нужные слова, услышал он краем уха, как дочь – не на шутку воодушевившись – поведала ему об опушке в лесу, куда некогда, еще маленькую, любила водить ее мама. Место это было мирное, красивое, где летом они собирали ягоды и плели венки.
На вопрос отца, помрачневшего от воспоминаний об усопшей жене, зачем она туда отправилась, девушка торопливо ответила, что подыскивала место, где бы с подружками по традиции встретить приход весны – песни попеть и через костер попрыгать. В селе ведь староста запретил этим заниматься, не очень-то это прилично, как старшие считают. И тут же еще более торопливо добавила, что об осторожности и уважении к лесу она знает и, как дочь лесника, пожара не допустит. А затем с огоньком в глазах, еще сильнее воодушевившись, продолжила рассказывать о том, что она на опушке увидала.
Причина странному и большому – даже по ее меркам – воодушевлению и впрямь имелась. На той опушке девушка обнаружила ледяные глыбы, вздымающиеся из не до конца прогретой земли, высотой примерно по пояс. Гладкие поверхности каждой льдины выглядели так, словно были отполированы, грани их идеально ровные, и на самой опушке стоял холод, который не смогло развеять даже светящее целый день теплое весеннее солнце.
А взглянув на одну из глыб вблизи, девушка увидела свое отражение, да такое явственное, какое не покажет лучшее зеркало, привезенное из большого мира. Она подошла к другой льдине, со сторонами покрупнее, бросила взгляд на холодную гладь – и вовсе как саму себя повстречала!
Но день уж к вечеру клонился, и потому поспешила она домой.
Удивительная история, подумал лесник. Откуда бы там глыбам ледяным взяться? Но дочери поверил, небылицу она выдумывать не стала бы, а разумное объяснение и для этой невидали рано или поздно найдется. Сказал только, что раз там такой холод стоит, как она описала, то лучше бы им с подружками где-нибудь в другом месте весну встретить.
Девушка как-то странно посмотрела на отца и ответила, что никому, кроме него, не расскажет об этих льдинах-зеркалах, остальным знать о них незачем. Да и разговаривать с подругами ей, в общем-то, не хотелось, слишком уж они болтливые и завистливые. И тут же она сама удивилась своим собственным словам, поняв, что действительно так считает.
Это на нее непохоже. Лесник обеспокоился. С чего вдруг такая перемена? Может, переволновалась, обнаружив столь диковинный лед? Да еще и там, где его быть не может… Хоть и складывалось впечатление, будто она рада находке, но могла ведь и перепугаться не на шутку, сама того не осознавая. Она девушка очень впечатлительная.