Однако ее кровать была пуста и даже не застелена, чего никогда прежде не случалось. Мужчина громко позвал дочь, но ответом ему была тишина. Тогда он понял, где она. И чувствуя, как внутри у него все похолодело от ужаса, лесник сломя голову побежал на злосчастную опушку.
Там он ее и нашел. Девушка, одетая в одну только ночную рубашку, стояла перед ледяной глыбой – точь-в-точь как она их описывала – и всматривалась в идеально гладкие поверхности, будто бы не замечая царящий вокруг легкий, но ощутимо пощипывающий кожу морозец.
Лесник бросился к дочери, на ходу проклиная жар, который, должно быть, довел ее до бреда и подтолкнул к столь глупому поступку. Оказавшись рядом с ней, он не мог не изумиться – отражение в странной льдине действительно было таким… живым, иначе не сказать. Будто бы там, за незримой холодной преградой, стояла еще одна его дочь. Причудилось ему даже, словно она, что в отражении, выглядела здоровее и улыбалась ему оттуда с былым жизнерадостным огоньком в глазах, еще не притушенным болезнью.
А вот себя в ледяной глади глыбы лесник не увидел. Стоял, может, как-то сбоку. Хотя вроде прямо за дочерью… В любом случае оно и к лучшему – меньше всего ему хотелось бы видеть лицо того, кем он стал за последние годы.
Задумавшись сразу обо всем: о прошлом, о состоянии дочери, об увиденном чуде природы, – и одновременно ни о чем, лесник закутал замерзшую девушку в свою верхнюю одежду, крепко обнял ее за плечи и поспешил увести с опушки.
Когда они вернулись домой, мужчина обогрел дочку, накормил, напоил лечебным отваром и уложил в кровать. А она постоянно встать норовила и тихонько бормотала в бреду, мол, ей надо идти туда, к отражениям, там ей лучше, там она с собой останется, ведь здесь ее уже не так много. Девушка успокоилась только поздно ночью, уснув от изнеможения.
Лесник, присев на стул у печки, обреченно вздохнул. Что за зараза к дочери прицепилась? Она так никогда не болела. А если и простывала, то за день-два полностью выздоравливала и даже в сильном жару не переставала улыбаться.
Сейчас же от ее обычной улыбки не осталось и следа. Подумал так лесник и сам себе не поверил. Но как бы он ни напрягал память, так и не вспомнил, чтобы девушка хоть раз за сегодня улыбнулась. Только там, в отражении.
От беспокойных мыслей сердце мужчины обливалось кровью, а сознание затмевалось страхом, отчаянием и ядовитой обидой на судьбу. Но ему нельзя позволять собственной слабости взять над собой верх. Только не сейчас, когда он нужен дочери. Поэтому, толком не понимая, где заканчивается боль душевная и начинается физическая, он стиснул зубы и зажмурился. Не время жалеть себя. Нужно держаться.
Так опустошенный переживаниями лесник и уснул, сидя перед печью.
Проснулся он посреди ночи, услышав, как захлопнулась дверь избы. Мужчина выскочил на улицу и увидел, как его дочь, неловко переставляя ноги, брела в сторону лесной опушки. Он догнал ее, уговаривал вернуться, хватал за руки, но девушка вырывалась и огрызалась, но будто бы совсем не сердито, а с некой обесцвеченной злобой – жалкой тенью настоящего чувства. Домой лесник отвел ее чуть ли не силком.
Утром ей стало лучше. Проспав остаток ночи, она встала с кровати и начала прибираться как ни в чем не бывало. На болезненно-бледной коже даже проступил легкий румянец. Своего странного поведения девушка не помнила, и все еще было заметно, что она пришла в себя не до конца. Тем не менее перемены к лучшему немного успокоили ее отца, не отходившему от нее ни на шаг.
Днем позже к леснику обратились мужики из села, подряженные с половодьем разбираться. Им древесина для запруд понадобилась. Староста дал добро на повал деревьев, но где именно их валить можно и какие – велено у главного по лесу спросить. Лесник на вопросы селян ответил, но видно было, что те его не поняли. Того гляди хуже только сделают.
Пришлось леснику идти с ними, чтобы лично все показать и проконтролировать. Дочка уже на поправку шла, но он строго-настрого наказал ей отдыхать побольше и никуда не выходить из дому. И на всякий случай запер за собой дверь снаружи.
Лесник отсутствовал недолго, но когда он вернулся, то заметил, что одно из окон разбито. На осколках стекла остались следы крови.
Он ворвался в избу и увидел дочь. Она стояла в комнате, глядя в пустоту перед собой. Порванная окровавленная ночная рубашка сползла с ее плеча, оголяя бледную кожу со следами порезов.