– А, понятно, – Холод уселся рядом с Теей и закурил, – так чего вы опять так трудно идете? Смотрите, – он затянулся, – я так понимаю, эта девочка немного не в себе, и всегда такая была. Скажем, особенная, – Холод выпустил струйку дыма в синеватое майское небо, расцвеченное уже начавшим греть солнцем, – а особенные дети всегда наблюдаются у врачей. Теперь включаем логику. Девочку нашли в Москве. Я сильно сомневаюсь, что ее откуда-то везли.
– Да мы уже проверили, – перебил его Доцент, – никто об этом ребенке в том районе, где ее нашли, ничего не знает.
– Конечно не знает, – продолжил Холод, – зато знают врачи, что такой ребенок есть. Потом Тея мне сказала про кровь… что на девочке и на картине она одинаковая. Значит у девочки была семья. Отец и мать. Можно сравнить…
– Уже сравнили, – махнул Доцент, – это не их ребенок.
– Не их – не значит, что не жил с ними, – Холод потрепал подбежавшего к нему Снежка и бросил доску подальше к забору, – может они ее усыновили. Сейчас модно таких детей брать, – он проводил взглядом пса, поскакавшего за дубиной.
– Да, – Доцент почесал затылок, – мы как-то об этом даже не подумали.
– А вы всегда ни о чем не думаете, – Холод широко улыбнулся.
В это время ворота особняка неспеша открылись и на мощенную мрамором дорожку вкатился черный «Кайен».
– Наум Марка привез, – улыбнулся Холод и затушил в пепельнице сигарету, – фонтан ездили выбирать.
– А что ты на счет этого скажешь? – Доцент вытащил из своего портфеля несколько фотоснимков картины из Шереметьево, – мне просто интересно твое мнение. Незамыленный взгляд со стороны, так сказать.
В это время из джипа выпрыгнул Марк, в которого тут же врезался Снежок со своей доской. Вслед за Марком из машины вылез Наум. Сняв очки, раз еще раз довольно оглядел особняк и неспешной походкой направился к Холоду, Доценту и Тее. Марк со Снежком обогнали его.
– Мама! Папа! Мы такой фонтан с Наумом видели! Там три Грации! У них в руках амфоры и прямо из них вода! Здрасьте, – Марк только заметил Доцента, взял стакан сока со стола и выпил его.
– Привет, – Наум протянул Доценту руку, – как тебе наша фазенда? А вы, я смотрю, опять что-то удумали, – он кивнул на бумаги, лежащие на столике.
– Можно? – Марк поставил стакан на стол и взял одну из фотографий.
– Марк… – попыталась остановить его Тея, но он уже смотрел на фотографию дома с глазами и красным дождем.
– Интересная работа, – Марк улыбнулся, – абстрактный нигилизм.
– Чего? – Холод посмотрел на сына, – ты мне тут поругайся еще.
– Да нет, пап, – рассмеялся Марк, – мы в художке проходили. Это стиль живописи такой, редкий очень. Это когда художник пишет на картине то, что он отрицает. Вот смотри. Серов написал девочку с персиками. А на самом деле, нам преподаватель рассказывал, он терпеть не мог персики. Вот и здесь… Художник, – Марк еще раз посмотрел на картину.
– Ты что, понимаешь, что в этой мазне нарисовано? – Наум посмотрел на племянника.
– Конечно, – Марк пожал плечами, – здесь изображены мужчина и женщина.
– Где? – Тея взяла из рук сына фотографию картины, – где ты это увидел?
– Мам, – Марк забрал у Теи рисунок, – эта картина написана слоями, – Марк ткнул пальцем в фотографию, – просто если вы не знакомы с такой живописью, я объясню. Смотрите. Видите контуры? Один повыше, другой пониже. Это мужчина и женщина, – он ткнул пальцем в дом на картине.
– Точняк, – Холод почесал затылок, – у силуэта поменьше даже волосы видно, как на ветру развеваются.
– Ну вот, – продолжил Марк, – а это две машины. Они врезались друг в друга.
– Действительно похоже, – вгляделся в фотографию Доцент, а Марк продолжал рассказывать:
– А там мужчина, где скамейка нарисована. Он как будто упал. Он заболел или ему плохо от того, что он увидел эти машины. А вот здесь ящик, – Марк ткнул пальцем в снимок, – а за ящиком…
– Слушай, он у нас нормальный? – Холод с опаской посмотрел на Тею, – может хватит художек?
– Индиго, – рассмеялся Наум, – он мне весь мозг вынес, про скульптуры и архитектуру рассказывал. Я себя впервые в жизни идиотом почувствовал, – Наум закурил.