О самом Севере кончились даже слухи, так же, как и о Корне. Монгол успокоился, и даже сам Холод немного поосел. Схемы Монгола продолжили работать.
* * *
Владлен валялся на пыльном матрасе прямо на полу. Кузбас грелся, прижавшись спиной к батарее и жрал сухой «Доширак» прямо из коробки, при этом очень противно хрустя.
- Слышь, Кузь, - приподнялся Владлен, - язву себе нажуешь. Сходи чё-то человечье купи. Неделю здесь сидим. Бабки вон возьми.
- За на хуя? - Кузбас высыпал в рот приправу из пакетиков, - тут вон еще с прошлых постояльцев этой хавки две тумбочки осталось. Ты мне лучше скажи, долго мы в этой красоте еще сидеть будем? - он обвел рукой гостиничный номер, в который селили без паспортов, лишних вопросов и каких-то требований, - чё, номера с телевизором не было?
- Был. Но без сортира с умывальником.
- А за на хуя нам умывальник? У нас зубных щеток нет. А поссать я и в форточку могу, - прикололся Кузбас.
- Ну ты, блядь, и Жванецкий! - Владя поднялся и закурил, - сам привел, а теперь «сколько сидеть будем?». Слышь, а может как медведь - ни зиму в спячку, а по весне разберемся?
- Не, мне белые медведи больше нравятся. Они как мы - отмороженные. Еще дней пять, Владь, придется, пока документы сделают. Я думаю, в Китай рванем. Мы по детству с пацанами пешком через границу ходили. А тут к «челнокам» прибубенимся - «шопинг-тур выходного дня» кажется это называется. А там у меня корефаны есть. Нам после рыбалки с Монголом здесь ловить нечего. А Север сука! Под монастырь подвел!
- Ну а чё в Китай, - Владлен выпустил в потолок кольцо дыма, - без денег...
- О, блядь, нашел кого спросить. Поди где-нибудь в земле лучше, наверное. А деньги? Сегодня нет - завтра будут.
- Блядь, все у вас по-тупому.
- А у вас чё, по-другому? - Кузбас зашвырнул пустую коробку из-под «Доширака» в угол.
- По-другому мы сами сделать можем.
- К Монголу прийти что ли покаяться? На карачах: «Простите, дяденька, мы больше не будем. Мы вот ваших людей зашмаляли. Так здесь баб много, мы новых нарожаем».
- Ты долго на больничке лежал? - Кузбас достал сигарету, - да не жлоби ты, - он посмотрел на начинающего закипать Владлена, - к слову пришлось. Вот, блядь, делов нет и слова появились. А раньше пиздеть некогда было.
- Так вот давай и не будем. По делу давай, - Владлен достал вторую сигарету и закурил. А может все-таки давай, с Монголом по свойски договоримся. Он вроде сейчас как в козырях весь. Вальнем его, а там люди подтянуться.
- Где они, те люди? - Кузбас посмотрел на Владю,- у нас медленнее тянуться. Монгол вон как на нашу братву окрысился. Только и базарят - одного ухуячили, другого. У нас тут домов и метров мало, поэтому радио быстро летит, хотя... Монгола, говоришь? Можно! - Кузбас поскреб в затылке, - так, если насрать на все, чисто по-приколу. А потом - один хуй, в Китай!
- За на хуя? - Владлен совсем потерял нить всей беседы.
- Да хотя бы за «Дошираком» - Кузбас подошел к тумбочке и вытащил еще одну пачку.
* * *
Группа Кольцова приехала в Читу на поезде из-за того, что чин из прокуратуры страдал «летной болезнью». Поэтому все остальные страдали из-за него неделю. Кольцов вместе с «ёб твою...» страдал на верхней полке. Больше всего ему запомнились слова начальства – «разобраться...». Покачиваясь над столом, где в стаканах звенели ложки, он просматривал оперативные сводки и рисовал в уме картины борьбы. В мозгу отпечатывалось слово «сумо». Запутавшись в именах, погонялах, названиях группировок, Кольцов побеждал с коллегами - СОБРовцами несколько бутылок водки и снова забирался к себе наверх строить планы, пока в одном из донесений то ли бухого, то ли накуренного местного оперативника он не увидел что-то до боли знакомое, связавшееся в полупьяной голове в слово «методично». Анализируя Монгола по Ламброзе, он как-то под мелькающие за окном полустанки перешел на его личные качества, нарисовав портрет Забайкальского крестного папы. «Папы!» - словно выстрелило в голове у Кольцова. Да! Монгол был папой того самого человека, который сделал всепоглощающее «ёб твою мать!» всем смыслом его жизни. Холод! Он в сотый раз пересмотрел оперативные сводки: «нагло», «цинично», «дерзко», «тремя выстрелами в голову», «на огромной скорости», «угрожая физической расправой», «огнестрельное по касательной», «в составе неопознанной преступной группы». «Ёбтвоюматческая» тень душным ватным одеялом нависла над протрезвевшим Кольцовым. «Опять» стало «снова». Как только где-то появлялся этот отмороженный Карлсон, пули начинали летать быстрее и точнее. Любая стрелка превращалась в фонтан крови, люди разучивались разговаривать и превращались в мясников, все вокруг стреляло, взрывалось, горело и плавилось. Значит, все-таки сын за отца? Кольцов вспомнил фильм великого Копполы: «Я сделал предложение, от которого он не смог отказаться». Этот Холод опять предлагает ему «ёб твою мать!». Кольцов спрыгнул с полки и направился в тамбур. Вечерние осенние огни за окном словно чертили светящиеся линии. Города, села, поселки, не пытаясь обогнать поезд, оставались где-то позади, а криминального археолога Кольцова где-то впереди ждала мезозойская эра, которая благодаря Холоду превратилась в «ледниковый период» в царство сосулек, сталагмитов, снежинок и белой вьюги, которое выло этой блядкой собакой, перехуячившей хуй знает сколько народу, о которой слышали все, и к которой ближе всех был он, Кольцов! И если бы не могущественное «ёб твою мать» и Нинэль с сиськами, он бы наверняка взял бы Холода, поехав бороться с преступностью, а не тупо трахаться. Впервые за много лет работы в органах, Кольцов сам почувствовал себя органом, который, к сожалению, висел на полшестого.