* * *
Дато и Тима прилетели в Читу «бизнес-классом». Как положено, их встретили черным «лимузином», золотозубыми улыбками объятиями исколотых мастью рук, рестораном с щедро накрытой поляной и гостиничным «люксом», в котором останавливалась Надежда Бабкина, оставившая для «апельсинов», кучу недопетых воровских песен.
Собрав местный сходняк, не знавший, что надо говорить в таких случаях Дато, передал это почетное право Тиме, по малолетке привлекавшемуся за фарцовку. Выпив за здравие кого смог из местных авторитетов, он уснул в заливной рыбе, а Дато рассказал о своих грандиозных планах, очень похожих на план Гитлера «Барбаросса», из которого следовало, что надо наступать. Предстоящее «22 июня» и «блицкриг» немного озадачили местных, но Дато уже ничего не мог говорить, тихо посапывая рядом с Тимой. Пить по-местному они не умели.
На следующий день оказалось, что не только пить, но и решать вопросы по-местному они также не умеют. Стрелка, забитая с сибиряками, оказалась безнадежно проиграна из-за того, что Тима ее просто проспал. Охуев от такого «динамо», местные собрались отзванивать в Москву, обозначив новых смотрящих «апельсиновой» шнягой, но...
Дато так и не сумел понять, почему вместо мясистой горничной в его номере возник худой и бледный однорукий товарищ с обожженной мордой и пистолетом в руке. Разбудив уснувшего в ванне Тиму, он усадил обоих на диван и, не смущаясь воровского авторитета и неприкрытой наготы, потребовал воровскую корону, назвав себя Севером. Дато с Тимой переглянулись и так и остались сидеть на диване, прижавшись к друг другу простреленными лбами. Вместе с Севером исчез общак, который Тима и Дато даже не удосужились пересчитать...
* * *
- Ну вот, - Баир в упор посмотрел на Севера, - не любишь ты долги, а отдавать приходится. Зря ты так, Север. Слышь, а может не надо было тебя тогда подбирать? Сдох бы, - усмехнулся Баир, - и никаких бы делов не было. Как дальше-то будешь?
- На вот, - Север протянул Баиру сумку, - здесь то, что ты просил. Квиты теперь?
- Квиты. А дальше куда, Север?
Тот культей почесал небритую щеку:
- А дальше как ты решишь. Че базарить, Баир, стреляй. Я чё, думаешь совсем в подгузниках еще хожу? Не понимаю ничего?
- Понимать-то ты понимаешь, а вот думать не умеешь. Всё. Свободен. Только помни, Север, ты бежать должен. Всю свою оставшуюся жизнь, потому что как только остановишься - тебя найдут и сделают то, что я сейчас делать не собираюсь. Беги быстро и далеко. Никогда не оглядывайся. Меняй города, страны, машины, квартиры, внешность, ксивы... Пока ты что-то меняешь и бежишь - ты живой.
- Шмальнуться лучше сразу, - прохрипел Север, - чем так вот.
- А ты сам все так решил. Никто не заставлял. Ты хотел убить вора - завалил целых двух. Две короны у тебя, по очереди носить будешь, по четным и нечетным. Чё тебе еще надо? А ты думал, как оно иначе? Знаешь, вот первые римские императоры, они за право быть императорами сражались. И ты тоже, как они, победил. Ты же этого хотел.
- Хотел, - сплюнул Север, - а когда бежать-то начинать?
- А ты уже побежал. Давай, Север, удачи тебе. Жаль будет если с дистанции сойдешь, - заржал Баир, - деньги есть?
Север уже не слушал его, он был в машине, управлять которой обрубком руки было очень сложно, еще сложнее было бежать - за бег на дальние дистанции у Севера в техникуме машиностроения по «физре» была неуверенная натянутая «тройка».
* * *
Владлена кормили те, кого он налево и направо стрелял вместе с Севером - дальнобойщики. Они даже везли его среди этой чужой осени, улыбаясь, рассказывая ему какие-то истории про перекладных шлюх, жадных ГАИшников, ждущих семьях, счастливых попойках... Они говорили обо всем, тщательно избегая разговоров о бандитах. Он ел с ними за одним столом, дрых в прокуренных кабинах с голыми бабами на стенах, пил кофе из термоса и ни о чем не думал. Но как только он засыпал, сны возвращались, такие пугающие и откровенные: ямы, залитые водой с плавающими в них трупами, сухопутный Адмирал с невозмутимым лицом лежащий в гробу, улыбчивый Слон, возвращающийся с того света и громко хлопающий дверью, Сёма с отцом, водящие хоровод вокруг елки, украшенной баксами, мертвый бомж из подвала с грязными прокуренными ногтями, разминающий папироску... Снился Холод, смеющийся и ныряющий куда-то в пустоту. Снились облупленные стены больницы, окно, затянутое ржавой решеткой. Снился парикмахер с лицом садиста, обривший его под ноль. Снилась горечь колес во рту. Снились следователи, которые допрашивали Владлена, а потом превращались в мотыльков и разбивались о висящую над потолком лампочку. Снилась сумка и лежащие в ней резанные газеты, буквы которых дрались друг с другом. Снился суровый санитар - надзиратель, который тряс его за шиворот, нависая над ним огромной бесформенной скалой. Снились шаги, шорохи, звуки, стоны, всхлипы, лязг стали и капли воды из-под крана. Владлену снилось то, чего никогда не было. Он просыпался и видел рядом широкое улыбчивое лицо дальнобойщика, который, не замечая уснувшего Владлена, рассказывал очередную, долгую как дорога, историю. Владлен не знал, куда он едет, зачем. Он даже не знал почему. Отъехав вперед, он возвращался назад, катаясь в этих Забайкальских «бермудах», боясь сделать лишний, ненужный шаг. Он понимал, что все должно забыться. Тогда Владлен достанет закапанные в целлофановом пакете деньги в лесу и только тогда решит, куда он поедет - вперед или назад. Но сейчас он не строил никаких планов, зная, что они в любой момент разрушатся как детские кубики. Забайкальскую дорогу штормило от его глупости. Он ждал встречи с Холодом и представлял, как беспощадно расправится с ним - быстро и жестоко, всадив тупую пулю в его холодное сердце. И вот пуля, пущенная в Монгола не разбила булыжник внутри него. Он ожидал чего угодно - стального, ледяного взгляда, презрительного и холодного, колючих, как изморось слов... Ожидал всего, только не этих горящих глаз. Владлен был готов замерзнуть, но сгореть... Нет! Раньше ему казалось, что рядом с Холодом жаре, чем в аду. Но там оказалось холодно. Холодный жар, прожигающий изнутри.