Что я лепетал подошедшему официанту, что назаказывал, что он там мне принес — убейте, не помню. Все равно, ясно, кусок в горло уже не лез. Мы сидели друг против друга, кажется, час. Мы говорили без слов — глазами, биением сердец, рвущимся остановиться дыханием, а когда завершился он, этот час нашей первой встречи, нашего первого свидания, кончики наших пальцев, чуть прикасаясь в тени заварного чайника, заговорили на своем языке — многозначном, тончайшем, легчайшем, превосходящем самые нежные слова.
Наконец официант вежливо намекает — а не пора ли нам? И я встал, и я наконец — произношу — шепчу: "Завтра?" Совсем тихо: "Завтра?" И она медленно, утвердительно склоняет прекрасное лицо. "На том же месте, в тот же час?" И она кивает вновь.
Я жду, что она встанет, но нет — она просто отсылает меня движением руки, мягко и повелительно.
Странно, однако ясно — я должен уйти. У дверей я оборачиваюсь, я вижу она все еще сидит за столиком, прямая, гордая. Я выбираюсь на улицу, бреду к Шафтсбери-авеню, в голове — звездные вихри, ноги — непослушные, подламывающиеся, сердце горит огнем.
Не то чтоб я собирался домой, о нет, но все равно пошел — назад, к шоколадному ковру в залысинках, к отцу в мерзопакостном кресле, к мамаше в туфлях со скошенными каблуками.
Я поворачиваю ключ в замке. Почти полночь. Мать ревет белугой. Отец рычит от ярости. Много слов, много угроз, много оскорблений — со всех сторон. Наконец я иду спать.
Следующий день наступил — и стал тянуться бесконечно, но, рано ли, поздно ли, волнительное мое изнывание перелилось в конкретное действие. Еле досидел до конца чая — и скорее в первый попавшийся автобус западного направления! Когда я подъехал к Пикадилли, было уже темно — но все едино, безбожно рано.
Долго мне пришлось слоняться в тот вечер, в сотый раз чистить ногти, в двухсотый — перевязывать поизящнее галстук у зеркального стекла магазинных витрин!
Наконец я вышел из сомнамбулического тумана, подсел на лавчонку в Лейсестер-сквер, поглядел на часы — и обнаружил, что уже опаздываю на свидание. На три минуты!!!
Я мчался, летел, дрожа от ужаса, и вот я уже на первом этаже, вот я уже у столика, и — о чудо! Страхи мои не сбылись! Она здесь, еще царственней, чем в прошлый раз, истинный монумент Женщине. При виде меня ее прекрасное бледное лицо теряет выражение напряженности и освещается радостью столь искренней, что я готов закричать от счастья.
Не стану говорить об этом вечере. О нежности. О радости. Одно только слово — волшебство. Одна лишь подробность — именно тогда мы поняли, что судьбы наши неодолимо сливаются воедино.
Когда же настала пора расставаться — не скрою, я был удивлен, поняв, что от меня требуется то же, что и в прошлый раз, — уйти первым. Должна быть какая-то причина, но какая — этого понять я не мог. И снова я ушел, а она осталась в гордом одиночестве, близ мраморной колонны. И опять я окунулся в ночь, опьяненный еще оставшимся на губах вкусом слов: "Завтра, завтра… На том же месте… в тот же час…"
Уверенность… уверенность в том, что я люблю ее, а она — меня. Наркотическое счастье. В ту ночь я почти не спал, на следующий день мучительно для себя и предков — никак не мог усидеть на месте.
Вечер перед третьим свиданием, я крадусь в материнскую спальню, открываю шкатулку, вытаскиваю из груды побрякушек золотое кольцо. Господь свидетель, эта безвкусица не достойна уродовать палец моей любимой — но делать нечего, может, она послужит хоть символом нашей любви!..
Я появляюсь на добрую четверть часа раньше срока, она уже здесь, уже ждет меня. Когда мы вместе, то словно бы одни в целом мире, надежно скрытые нашей любовью от чужих глаз, не слышащие и не видящие никого и ничего, кроме друг друга.
Я протягиваю ей кольцо, и она, ни секунды не помедлив, надевает его. Ее рука сжимает мою сильнее, так сильно, что это даже удивляет меня. Я трепещу всем телом. Я пытаюсь коснуться под столом ногой ее туфельки, но никак не могу ее найти.
И снова, увы, ужасный миг, и я покидаю мою любовь, сидящую прямо и царственно, и ее прощальная улыбка, полная силы и нежности, освещает мою душу, точно фантастическая заря.
Так мы встречались, так расставались восемь дней, всякий раз острее осознавая, что, какими бы трудностями нам это ни грозило, какие бы непреодолимые преграды ни вставали меж нами, мы должны — обязаны! обвенчаться, скорее, прямо сейчас, пока сами высшие силы — еще на нашей стороне.