– Я пришла с добром.
Ступор монахини длился всего лишь несколько мгновений.
– Зачем пришла? – спросила она тихо. – Овец у нас больше нет.
– Вы сумели продать мясо?
Она качнула головой.
– Да. Но из-за срочности скупщики дали нам просто грабительскую цену.
Я поджала губы, давя недовольство жадными дельцами.
– Это ведь детский приют? – спросила я скорее утвердительно, уже предвидя ответ. – Сколько стоит купить таких овец? Дорого?
Женщина горько рассмеялась.
– У такой оборванки денег все равно не найдется. Иди, пришедшая с добром. – Монахиня отвернулась, словно мое присутствие совсем ее не заботило.
– Сколько?
– Двадцать монет серебром! – рявкнула она.
Я достала мешочек и принялась выкладывать монеты на стол. Дойдя до нужной суммы остановилась. Зачем мне эти деньги? Пожала плечами, отвечая на свой же вопрос. Отсчитала еще немного. И еще…
– Хватит! Хватит! Ты что?! – замахала на меня руками монахиня. – Нам этого на несколько лет безбедной жизни хватит!
На ее крики прибежали остальные монахини, начали шуметь, а после прогонять проснувшихся детей спать. Вскоре организовали чай. С меня же ловко стянули плащ, отправили в купальню привести себя в порядок и выдали закрытое темно-синее платье переодеться.
Сидеть за столом с таким количеством монахинь было не по себе, хотя символы веры на длинных шнурках на их шеях никаких эмоций у меня не вызывали.
– Так ты что, всамделишний вампыр?! – спрашивали они меня, смешно округляя глаза.
– А кто же тебя ранил?
– Целый лабиринт под городом?!
Я терпеливо отвечала на все вопросы. Винилась насчет овец. Интересовалась детьми. Это и правда был детский дом при монастыре. Сюда сдавали своих детей люпины, если те вовсе не могли превращаться.
– Подождите, если я правильно понимаю, люпины, которые не могут превращаться – это обычные люди? – возмутилась я.
– Э, нет! – Выставила палец старшая сестра. – Люди – это люди. У люпинов боли на полную луну. Все их существо тянется к обороту настолько, насколько это возможно. Оборотни в такие ночи оборачиваются полностью. Люпины частично – кто во что горазд. Но получаются этакие полулюди-полузвери. А если ребенок вовсе превратиться не может, боль не проходит. Он, бедолага, так всю ночь и мучается, страдает.
– Считается, что родителям смотреть на боль своего ребенка невыносимо. Никто не осудит, если такого сдадут к нам, – добавила другая сестра. – А денег мы откуда столько на их содержание возьмем? На пожертвования в храме очередь и без нас огромная. Вот и содержали овец для шерсти. Стареньких совсем вели к мяснику, а потом готовили, как умели.
– Но теперь уж заживем! Кур купим! Свинок парочку.
– Корову-у-у! – завопили дети, подслушивающие у двери.
– А ну спать, охальники!
Перед уходом я незаметно запихнула мешочек с остатками монет в карман старшей сестры и двинулась домой. До рассвета оставалось не более часа. Мысли в голове были сумбурными, и даже Холод не мог их утихомирить и упорядочить.
Общество оборотней казалось мне цивилизованным. Во многом так оно и было. Но это не мешало процветанию рабства. И не останавливало плодовитых люпинов от того, чтобы отказываться от своего потомства.
Этого мне не понять.
***
– Ты где была?! – прямо с порога набросился на меня Варлис. – Я всю городскую стражу на уши поставил!
Я сняла выданный монахинями плащ, и мужчину чуть Кондратий не хватил.
– Ты что, за покупками ходила?!
Я позволила себе улыбнуться. Села в кресло и вежливо указала рукой на соседнее.
– Поторопись. У нас не более получаса до рассвета.
Сердито пыхтя, как закипающий чайник, мужчина уселся.
– Рассказывай.
Рассказ мой получился так себе: об украденном и монетах я решила умолчать – еще отберут доблестные стражи у монахинь как вещественные доказательства. А значит, не было никаких овец – я просто выпила то ли собаку, то ли бродячего кота на улице. Благо, сестры побоялись, что у них откажутся покупать мясо, да и не знали толком, что случилось, а потому сказали, что в хлев пробрался и задрал всех животных огромный соседский пес.
Зато змей в моем рассказе хватало: длинных, жирных, сильных. Как и описаний огромного количества подземных переходов, больших хищных крыс и контрабандистов, которые просто не могли не пользоваться местными ходами.
Варлис во время рассказа то краснел, то бледнел, то порывался бежать, чтобы связаться с ответственным за безопасность государства.