Золото обжигало. Сначала почернели подушечки пальцев. После начали обугливаться и осыпаться пеплом, как бумага. Оголились кости – фаланги пальцев. Но я, укутанная в Холод, не ощущала боли. Не так сильно, как если бы была кем-то другим. Я просто смотрела и не могла отделаться от мысли, что это прекрасно: золото и тлен.
А после ворота распахнулись.
***
Задайтесь вопросом: что там? Вы прошли испытание. Открыли огромные драгоценные ворота на безупречной белоснежной стене. Испытали боль. Дрожь. Благоговение. Сделали шаг вперед и...
И ничего.
Абсолютно пустой коридор, бесконечно тянущийся куда-то вглубь толщи земли. Когда-то белый, он был весь покрыт следами копоти. Хранил в себе запах гари. Казалось, если прислушаться, еще можно уловить, как трещали от невыносимого жара стены. Как кричали заживо сгорающие вампиры...
Подношения на золотых тарелках были вовсе не подношениями. Это была тризна по погибшим. Сюда приходили их родные и скорбели, иногда не находя в себе сил, чтобы уйти. А потому умирали под запертыми золотыми воротами, ставшими ловушкой и последним приютом.
Но что же здесь произошло?
На шее завибрировал амулет. Мне следовало бы вернуться и идти на службу. Или хотя бы ответить. Но шаг за шагом я продвигалась вглубь коридора, отмечая, что эпицентр взрыва, а после страшного пожара, был именно у ворот. Постепенно белых пятен на стенах – мест, куда не добрался огонь, – становилось все больше. Начали попадаться кости не сгоревших полностью вампиров. А еще дальше я увидела на стенах уцелевшие картины. Шкафы с книгами в глубоких нишах. Чью-то сброшенную одежду и даже оружие.
Я шла и шла, не в состоянии отделаться от чувства, что всё это уже видела раньше. Я здесь была до пожара! Сидела вот в этом кресле и смеялась. Точно! Над чем? Кто стоял рядом?
Нет ответа.
Коридор окончился еще одними золотыми воротами. С отметинами от когтей. С костями вампиров, умерших под этими самыми воротами. С висящей в воздухе скорбью.
Я посмотрела на свою руку и вовсе не удивилась, что она так и не зажила. У меня больше не было подушечек пальцев. Торчали только фаланги, да чернел ожог по краям.
Но и боли не было. Только Холод.
Я подняла ладонь, прижала к золоту и прошептала.
– Впусти меня.
Ничего не произошло. Минута. Две. Я сжала ладонь в кулак и ударила им несколько раз по створке, словно она была чем-то живым, способным меня услышать. Способным ощущать.
– Впусти! – Боль души исторгалась через мой крик.
Я не могла помнить, но знала, что и мне довелось похоронить кого-то за этой преградой. Знала, что напали на нас демоны, желая уничтожить богиню Смерти через ее детей и заполучить все души мира разом. Им это почти удалось.
– Впусти! – прохрипела я, падая на колени, прижимаясь лбом к безмолвному золоту.
Мне хотелось попрощаться. Казалось, если я увижу правильные кости, родные останки, я вспомню. Но золото было равнодушно к моей боли. Уверена, оно видело много стенаний у своих створок, но так и не уступило. Ни разу.
Снова завибрировал амулет, выводя меня из оцепенения. Я стащила с себя куртку и сложила в нее кости вампиров, которые находились рядом. И еще множество раз за ту бесконечную ночь возвращалась в храм за останками. Я положила их все вместе, постелив на землю самую дорогую ткань, что у меня была. А после сожгла белым светом своей души.
Я вспомнила, что значили слова заклинания "Ар-шатр-рас тэ" – "последний довод". Ведь до тех пор, пока не выгорит последняя крупица, невозможно остановить пожар, если он зажегся от души.
– Ар-шатр-рас тэ, – шептала я, прощаясь с безымянными друзьями. – Ар-шатр-рас тэ.
***
Я не успела в ту ночь к Тавору, что было вовсе не странно, учитывая, сколько раз пришлось подниматься на поверхность и спускаться обратно. А когда всё же пришла, он махал руками, кричал и проклинал меня, словно именно то, что я не пришла, а не происки демона стали причиной гибели более десяти горожан, замученных в своих же домах. Никаких меток. Никаких улик. Но в момент смерти все погибшие находились во втором обличии.
Вскрытия уже провели другие специалисты. Отчеты были написаны. Выводы сделаны. Мне осталось лишь смотреть на изувеченные тела волков и скорбеть.
Почему подобное зло возможно? Зачем?
Наверное, именно в тот миг все барьеры в моей голове рухнули. Я понимала, что нужно позаботиться о Хонке и Римуле, а после... Я решила сознаться Тавору. Рассказать все с самого начала, ничего не тая. Понимая, что с определенной вероятностью меня за подобное казнят. Пусть. Если это цена за то, чтобы помочь оборотням справиться с заразой, изнутри пожирающей их город, пусть будет так.