Сегодня Алексей Михайлович вставлял пистоны Сереге за вчерашнюю драку в ресторане, где Велик со товарищи славно повеселились. Не одно мурло славно начистили, и за дело – нечего нормальным пацанам хамить. Ну, ущипнул один из них официантку за ягодицу, с кем не бывает, а челядь шум подняла, давай их выставлять из кабака. Ясен пень, не утерпели. И погромили кабак маленько. А шеф теперь гневается, кричит, что имидж ему портят. Туманов собирался выдвигать свою кандидатуру на выборах главы городской администрации и на имидже просто помешался. Уже почти час нотации читал.Хотя Туман чихвостил Серегу вяло, без энтузиазма, поэтому в величевских грезах шеф тоже получал меньше обычного. Но получал, поскольку нотации Величев вообще с трудом переносил, а на похмельную голову – просто не переваривал. На двадцать втором апперкоте Туманов упал на спину и взмолился о пощаде. Велик попинал его для порядка и отпустил.
– Ты не уснул случайно? – приторно ласковый голос шефа бесцеремонно вырвал Сергея из страны фантазий.- А то, может, подушку выдать?
В устах Тумана вопрос прозвучал угрожающе. Понятно, какую подушку он выдаст – каменную плиту на могилу!
– Нет, шеф! Я слушаю! – дабы не искушать начальство бодро прохрипел Велик и пошевелился в кресле. В голове неприятно зазвенело, незримые кузнецы пару раз врезали тяжеленным молотом по черепной коробке, желудок совершил кульбит. Очень захотелось опохмелиться, но сегодня вряд ли получится. Пока, по крайней мере.
– Ну-ну…- недоверчиво хмыкнул хозяин кабинета.- В общем, я тебя воспитывать не буду, еще один такой косяк, и пойдешь рынок охранять. Понял? А там косорезить начнешь, уволю.
Это уже серьезно. Велик не припоминал, чтобы кого-то из окружения Туманова увольняли. Вперед ногами выносили, с пулей в башке в реку бросали, а вот на вольные хлеба…не было. Более того, Сереге совсем не понравилось, как шеф говорил об охране рынка. Как…о свершившемся факте. Совсем на выборах свихнулся.
– Шеф, да я больше ни-ни, ни в жизнь…блин… в натуре! Ни одну гниду в кабаке пальцем не трону! – поклялся Величев, преданно и искренне глядя в глаза Алексея Михайловича. Поклялся настолько рьяно и истово, что от переизбытка чувств едва не перекрестился.
– Артист!…- умилился Туманов. – Грех такому не поверить. Короче, Смоктуновский, даю тебе шанс исправиться. Есть одно маленькое дельце…
"Как обычно – грязное!" – подумал Серега, но вслух, естественно, ничего не сказал. С детских лет Величева отличала повышенная брезгливость, к примеру, запачканные руки раздражали его невероятно. Смешно, но кровь, наряду с прочими выделениями человеческого организма, он также не переносил. Поэтому холодным оружием никогда не пользовался, предпочитая огнестрельное. Ни на разборках, ни в драках, ни при наказании проштрафившихся перед Туманом должников. Кулаками помахать для забавы или пулю в затылок пустить с дюжины шагов – это душа Велика принимала, а вот против того, чтобы пырнуть заточкой кого в пузо, рискуя измазать одежду и руки кровавыми брызгами – протестовала. Тошнотой и мерзким привкусом во рту.
По молодости Сереге пришлось сунуть перо в бок одному кренделю. В результате всю рубашку кровью уделал. На лицо даже немного попало. После этого Велика пару дней мутило. И рвало с желчью. Со стволом же – другой разговор, плюнул огнем и свинцовым шариком, и привет. Никакого контакта, кровища вся на земле – полу – асфальте. Чистота и красота.
Жаль только, в кабинет к Туманову с верной "Береттой" не войдешь. Отобрали…
– …потянешь его – не пожалеешь,- продолжил хозяин кабинета. – А нет, тогда…- Туманов развел руками. Мол, не обессудь. Что означал этот незатейливый жест, Велик догадывался. К несчастью.
– Что за работа? Типа, завалить какого-нибудь фраера?- без лишних экивоков спросил Серега. Подобными делами для шефа он занимался не раз. И не два.
Туманов поморщился.
– Все бы тебе, Велик, валить. Нет, тут потоньше работа требуется. Не знаю даже, справишься ли…- Алексей Михайлович окинул взглядом крепкую фигуру ерзающего в кресле Сереги.
– Когда я подводил?…- ровным голосом попытался выразить возмущение Величев. Несмотря на отсутствие приличного образования (девять классов средней школы) Серега довольно много читал (особенно в сравнении с другими "бригадирами" и "торпедами" Туманова), по большей части – произведения детективной и приключенческой направленности, и оттуда вынес убеждение, что спокойный тон и краткость изречений повышают авторитет в глазах собеседников. А уж постараться выглядеть достойным уважения и доверия в глазах шефа – то, что доктор прописал. Для здоровья.
Возмущение Сереги Туманов пропустил мимо ушей.
– Хотя нюх тебя не подвел. Упокоить кое-кого придется. Но есть нюанс…- Алексей Михайлович сделал паузу и еще раз взглянул на самого исполнительного из своих бригадиров, будто прикидывая, знает ли тот значение последнего слова, – надо, чтобы подозрение пало на одного…человека. Даже не подозрение, а чтобы в прокуратуру попали веские доказательства его вины.- Туманов понизил тон и не говорил, а скорее шелестел, а слово "веские" вообще прошипел рассерженной змеей. И не ужом.
– Типа, подстава…- выказал сообразительность Серега. До сего дня задания шефа действительно были попроще: того замочить, этого припугнуть, из того выбить долги. А тут – прямо комбинация! Растет, значит, Серега Величев в глазах начальства. Поэтому Велик поспешил уверить Туманова в том, что с поручением справится, соорудив на морде деловитое выражение: – Без базара! Сделаю, шеф! Кого валить и кого подставлять?
– Моего конкурента на предстоящих выборах знаешь?
– Что?! Калинина?!- удивился и слегка напрягся Серега. Мочить председателя Законодательного Собрания области или подставлять его – это… боязно. У него ведь и в охране целая толпа гамадрилов ошивается, и бывшие спецы ФСБ-шные, и юристов куча, и адвокатов. И, вообще, подступиться к фигуре такого масштаба было нереально. Он ведь по второсортным кабакам не шныряет. Это все равно, что на Туманова нацелиться. Как бы тут самого не подставили. Или не замочили…при исполнении должностных обязанностей.
– Ты охренел?!- зашипел Туманов. Он вылез из-за стола, подошел к креслу с Величевым и навис над непонятливым бригадиром. – Думай башкой своей дырявой, дебил, что метешь! И без фамилий, даже здесь! Глушилки работают, конечно, но и языком молоть тоже…
– Молчу, молчу, – покорно поднял руки Серега, и с тоской подумал, как бы все-таки славно было подняться с кресла и напинать по толстому тумановскому заду. Тогда бы сразу стало ясно, кто дебил, а кто уважаемый пацан.
– Придурок! Я не о самом говорю, а о его любимом сынке. Об идиоте, вроде тебя!
– Типа, о Сашке? Который Паровоз?
– О нем!
– Это его надо, типа…того? – Велик провел ребром ладони по горлу, демонстрируя повсеместно известный жест недобрых намерений.
– Олигофрен! Ничего лучше не придумал? Что-то мелковато, размах не тот. Может, еще на президента замахнуться?… Доведешь ты меня когда-нибудь…до греха. Пошевели извилинами: если труп этого щенка найдут на помойке, на кого пальцем показывать начнут? И обвинять во всех тяжких? Правильно! На его конкурентов по предвыборной борьбе. А кто у папы главный конкурент, соображаешь?
– Понятно…
– Во-во. Допер, кабан лесной…Мне лишние проблемы сейчас – как собаке велосипед. Планов – громадье, на кон многое поставлено, а бабки такие заряжены, что тебе и не снились. Обратку включать уже нельзя. А случись бяка с сынком, папа вонь поднимет до небес. Резонанс пойдет, в газетах начнут мусолить, на телевидении склонять, и прокатят меня тогда… бочкой по дорожке. С аплодисментами. На хрен мне эти кренделя?…
Серега поерзал в кресле и кивнул, мол, понимаю, шеф, кренделя не нужны.
– Но…- воздел палец в потолок Туманов,- бяка с сынком случиться должна. Просто обязана. Догоняешь?
– Пока, типа, не очень,- честно признался Велик.
– Диспозиция такая…- Алексей Михайлович демократично присел на подлокотник кресла и по-приятельски положил руку на плечо Величева.
"Слов-то нахватался!",- мелькнула мысль в похмельных Серегиных мозгах. Скорее даже – скрипнула.
– …на днях одну девку отправят к праотцам. Наденут на конкретный тесак, выкидуху, которую менты найдут на месте преступления. Девку зовут Наташа Климова, она подружка Паровоза. Бывшая подружка. Теперь у нее другой хахаль. Пока врубаешься?