— За плату?
— Что, коня?
— Да о мужиках я! За деньги, говорю, работают?
— За землю, за зерно. Прежний заем у мельника отрабатывают. А тем, кто рожь свою сам на ручных жерновах пытается порушить и на мельницу не едет, тем и не призанять никогда у мельника ни ржицы, ни клочка земли не приарендовать — откажет и разговаривать не станет.
— Выходит, и заем, и работу, и землю получает у мельника лишь его приписной, чья зарубочка им собственноручно поставлена? Так, что ли, Игнат?
— Выходит, что так.
За поворотом показался широкий съезд на большое подворье. Повсюду крестьянские телеги, не густо груженные зерном. Стоят мужики, ожидая очереди на помол одного-единственного мешка зерна ржаного, а дома у каждого дел невпроворот. Да и хлеб весь еще вчера съеден.
Игнат, наверное, подъезжал уже к Осинникам (мельник отдал ему очередь ближайшего из мужиков), когда Митяй попал в мельничный двор.
На вечерней зорьке подошел его срок. Помогло полезное знакомство с молодым Адеркиным, замеченное мельником. Взвалил Дмитрий с телеги на плечи сразу оба кулька своей ржицы и понес по скрипучим ступеням на высыпку. Недолго ссыпал зерно в прожорливую пасть постава и сразу заспешил с порожними, накрепко залатанными мешками к ларю, куда текла сероватая струя муки. Осенью еще ничего, многие идут за мукой весело. Вот ближе к зиме крестьянин с тоской будет ждать конца помола: тяжелые жернова быстро перетрут последний запас его зерна. И горькая дума о том, насколько хватит хлебушка и под какие работы призанять у мельника хотя бы мешок ржаной муки, на худой конец отрубей, чтобы как-нибудь, с грехом пополам дотянуть до новины, не оставляла его ни на мельнице, ни в долгом пути домой.
А сейчас год особый. Снова неурожай, о весне ноне и помину нет: дотянуть бы со своим хлебом до зимнего Николы. И горько видеть Дмитрию, что из его двух туго набитых рожью мешков едва набралось на мешок муки. Уж больно много ушло на отсев.
Мельник наперед знает, что сказать крестьянину, когда тот, оторопев от горя, с тоскою смотрит на полученные крохи от помола.
— Рожь-то землиста, хозяин, — глядит он то на латаный мешок, то на худого жилистого Дмитрия, — бедна больно, все в полову идет. Ну да я тебе полову отдам, добавишь в мучицу, больше хлебов баба напечет. И еще припек, не забудь, получишь.
И, на удивление Дмитрию, вдруг сам предлагает:
— Ну ладно. Вижу, ты мужик справный, не строптивый. Спроворишь мне кружок, приходи, как ни то мешка два с двумя мерками в придачу на весну дам. Сам видишь, расчет без запросу, без прижиму, как людям.
Кланяется Дмитрий, благодарит мельника, затылок чешет. Знает, что один кружок — это три хозяйственные десятины земли.
«Нет, не управятся на этот раз Силантий со старухой, придется и пахать и сеять мне, да и в уборке помощь понадобится», — думает Дмитрий. А делать нечего. Где взять зерна, если поле не родит? Но как ему родить, коли хозяйские руки будут на кругах заняты?
Да и выгонов, даже тех, с которых сняты рожь или трава, нонче барин не дает крестьянам без отработки. Придется идти к мельнику на круги, а еще две-три десятины скосить за выгоны для скота.
Не повезло и деду Силантию. Как ни молил оброчный, не дал немец-управляющий в долг ни полушки.
— Весна приходишь, кружки получайт и вперед за милость барина мешочек мучка. Ауф видер зейн, майн либер гроссфатер, — словно отрезал, повернулся спиной и ушел.
Когда встретились дома с Дмитрием, стало обоим ясно — трудная, голодная будет зима. Весна и того хуже. Грибы разве что да щавель. Хорошо, ныне капусты кислой еще много осталось, овец зимой подкармливать можно. Коню и корове, известно, — солома со двора и пристроек.
Мрачные сидели мужики. Света в этот вечер не зажигали, вечерять отказывались.
С тем и легли спать.
11. ЛИШНЯЯ
Сидит Маринка, примостясь в дальнем углу родной избы, слушает дедушкину скрипку и мечтает. И уносит ее мечта в светлый мир тех дедушкиных сказок, которые навевает ей и эта волшебная музыка.
Видит себя Маринка в храме обетованном, где живут красивые, добрые люди, а вокруг раскинул зеленые пышные ветви большой цветущий сад. Она уже большая и свободно ходит по дорожкам среди цветов и жужжания пчелок. Вот она легко подпрыгнула и сорвала большое золотисто-румяное яблоко. И еще одно, прозрачно-желтое, пахучее, и еще вон то, мягкое и сладкое, для бабушки. А теперь бежит Маринка на зеленую полянку лесную, где на завалинке маленькой красивой избушки сидит отдыхает бабуся. Но где же дедушка? Ах, да он же в лесу играет на своей чудесной скрипочке, и они с бабушкой слушают и не могут наслушаться. А день такой теплый и ласковый, и солнышко улыбается всем так доверчиво и весело.