— Кто вы сама-то будете?
— Крестьянка я, крещеная, сынок на руках да престарелая тетка. Безлошадная, коровка и телочка есть.
— Да не о том я. Скажи мне, из какой деревни пришла, какой писать дом?
— Осинники, мил человек, свой дом солдатки Адеркиной Агафьи Пантелеевны.
— Теперь так… Постой, постой. Да ты ж та самая и есть Агафья Адеркина! Тебе вот повестка на целую сотню. И вот еще — посылку получи.
…Очнулась Аграфена уже на лавке. Лицо, шея, грудь — все было мокрое. Бабу отливали водой. «Помраченье нашло», — слышала, как сказал кто-то. И ему ответили: «Бывает. Счастье бабе иной раз — ровно обухом по голове».
От нашатыря, а может, ударилась, падая, сильно болела голова. Но прошло еще время, и Агафье полегчало. Дали ей выпить лекарства какого-то, а потом она ставила крестики вместо расписки на многих бумагах. Отсчитали ей сотню еще совсем новенькими николаевскими, выдали тяжелую посылку. Деньги она сразу же сунула глубоко за пазуху, а посылку взвалила на плечо. Попутчиков не было, и весь обратный путь Агафья проделала пешком. «Прописали Константину выслать на лошадь, — радостно думала Агафья, — а теперь целых три да со своей сбруей купить можно». С деньгами и посылкой Агафья пошла не домой, а прямиком к Назару Великанову. «Он мужик надежный, присоветует, как теперь поступать». Богачкой себя почуяла сразу солдатка, нр сообразить, что с этим богатством делать, одна не могла.
Назар Захарович сразу дал нужный, толковый совет:
— Деньга немалая, а профинтить сразу можно. Дыр-от сколько в хозяйстве и в дому. Давай-ка, баба, все деньги мне под сохранную расписку, целее будут, а тем временем обдумаем не спеша.
Так и поступила Агафья. Вместе с Назаром и посылку распаковали, а там — целое состояние: новенький детский костюмчик с якорями на Васятку и бескозырка к нему с лентами, еще ниже два отреза: шерстяной и шелковой материи, а по бокам запиханы пачки настоящего чаю китайского, коробка монпансье и еще картонная коробка с конфетами, частый гребень, наперсток, иголки, нитки да коробочка с пуговицами, крючками, разной тесьмой. Ну прямо будто коробейник пришел — всякого товару, аж глаза разбегаются!
Поспешили мать с Назаром порадовать Васятку и тетку Веру.
Как натянули костюмчик на Васятку, так все и ахнули.
— Родные, глянь, словно по нем шито, ну вылитый отец, — со слезами на глазах запричитала мать.
— Писаный красавец, — поддержал ее дед Назар.
— Барчук, одно слово — барчук, — приговаривала тетка.
— Ну, Васятка, ходи ноне козырем, вишь, радости сколь. А само главно — Константин, отец твой, объявился.
Эти простые, от сердца сказанные добрым Назаром слова снова заставили женщин пустить слезу. Но теперь это были легкие слезы.
— Ставь косушку, Пантелеевна, — весело сказал Назар Захарович и плотно уселся за стол.
Мать встрепенулась, стала шарить за иконой, никак второпях не нащупывая потайку — старый бумажный целковый. Назар от души смеялся. И над тем, как суетится Агафья, как не может найти свой утаенный на черный день «капитал». А сам уже достал откуда-то из-под полы широкой поддевки заветную.
— Ан и у Назара праздник, ноне день ангела моего, вот и припас ее опрежь, — словно оправдываясь, сказал он, ставя цареву радость на стол.
Мать кинулась собирать угощение.
А по деревне уже разнеслось: «Адеркина, солдатка-то, сотенный билет огребла, прямо в руки сам почтмейстер, да еще посылку, вдвоем с Назаром, почитай, всю дорогу несли — даров тама невиданно сколь…» И все это в уши деду Никанору и его большухе Меланье.
— Брешут, балаболки, слухай тока, — отмахивался Никанор.
— А правда коли? — подзуживала Меланья.
— Не может Константин на бабий адрест, — настаивал кузнец. — Сын он мне али кто?
— Деда! — влетела Клашка, старшая дочь Меланьи. — А чё у солдатки, бают!..
Вслед за дочерью появился Федор, ее отец.
— На дальнем конце, в заовражье был. Народ к Агафье валом валит. А Назар давно там — слыхать, бражничает с больших солдатских денег.
Не выдержал дед Никанор. Накинул верхнюю одежку, натянул картуз и крупно зашагал к снохе.
Вошел в избу гордо, как хозяин, не помолясь, не поздоровавшись. Сел на скамью поодаль стола и сказал:
— Хвались, Агафья, каки таки дары понаприсылал мой Константин.
Снова наряжали Васятку, опять раскладывала солдатка отрезы и из шелка и из шерсти, угощала свекра конфетами, приглашала отведать чайку. Но будто бы ничего и не видел Никанор, сидел, молчал и не двигался.
Мать испугалась и этого непонятного ей внезапного посещения (впервые был свекор в ее захудалой избенке) и его молчания.