Снарядили Васятку быстро. Ни причитания матери, ни слезные просьбы теток не остановили Константина Никаноровича. С увесистой корзинкой, где было уложено все самое необходимое, и мешком с гостинцами из деревни Василия усадили в поезд. Отправился Васятка вслед Игнату в далекий город работать там, где и как сумеет пристроить его отцов родной племяш.
14. ПЕРВЫЕ ШАГИ
И вот он уже далеко от родной деревни в небольшом рабочем городке на берегу красавицы Волги.
Приютила Васятку одинокая старуха, владелица развалюхи-хибарки. Постоялец был выгодный: навез деревенских гостинцев сверх условленных денег. И хозяйка пожалела парня, взялась готовить ему обеды. Не на заводскую сухомятку с первого дня садиться же отроку.
Без раскачки началась и рабочая жизнь Василия.
Рано утром поднял его первый предупредительный заводской гудок. А только-только успел одеться, как широко распахнулась дверь его каморки и по-городскому одетый, в новом картузе, но еще с деревенским румянцем на щеках и стеснительностью Игнат Адеркин пробасил:
— Как спалось-моглось?.. Пора, годок! Завод не тетка, все ко времени там и к своему месту… Потопали?
Не до бабкиных чаев тут стало Василию. Схватил на ходу половину булки, накрыл куском сала и еще ломтиком ржаного прихватил сверху, завернул завтрак в платок и сунул в широченный карман деревенского зипуна.
Игнат старался шагать степенно и чинно. Мелкой иноходью за ним семенил Васятка, худенький, не деревенской стати подросток в больших латаных, с отцовской ноги, сапогах.
Черные глаза его старались и увидеть, и удержать в цепкой памяти как можно больше из того нового и необычного, что посылает ему его городская, рабочая жизнь. Огромный заводской двор встретил паренька грудами угля, хитросплетением нераспутанных мотков ржавой проволоки, горами неотесанных бревен, горбыля, битого кирпича и завалами из множества железных болванок самой разной длины и профилей.
За всем этим ему бы сразу и не разглядеть массивных, приземистых корпусов завода, если бы до слуха не доносился оттуда скрежет металла, который, как вскоре увидел Васятка, в этих больших домах режут, строгают, обдирают, шлифуют и куют. Поначалу Васятку пугали удары сбрасываемых со звенящим отзвуком железных балок. Тяжко ухали паровые молоты, сотрясая землю при падении на разогретый, готовый для ковки металл.
Низкое ржаво-серое небо плыло над Васяткой в вязком и чадном дыму. Его густые черные клубы валили из будто воткнутых в небо вершинами огромных столбов заводских труб. Васятку поразило несметное число железных костылей и скоб, которыми особенно были унизаны до самой макушки трубы кирпичной кладки. Смрадные дымы длинными серыми хлыстами расползались над корпусами завода. Порывом ветра прибило вдруг чад и гарь низко к земле, и едкий смрад скрыл и трубы, и заводские корпуса, застилая глаза идущим. В лицо полетели колючие кусочки шлака, вызывая в горле перхотку.
Вся проезжая часть меж корпусами была искромсана спекшимися от зноя и духоты глубокими колеями от множества телег, тяжелых полков — длинных дощатых коробов, наполненных глиной, углем, песком или шлаком. Эти короба напоминали гробы с отверстыми крышками. Возле самих цехов, словно в лесу, вились плотно утрамбованные тропинки. Их до блеска отполировали тысячи рабочих ног, десятилетиями утаптывая эту землю и ранним утром, и днем, и ночью.
Еще запомнилось Васильку великое множество рельсовых путей и пересечений. Повсюду, казалось, торчали переводные стрелки с длинными железными рукоятями и тяжелыми чугунными грузилами. Со временем Василек притерпелся и к чаду, и к жаркому запаху пыльной и едкой гари, и к неожиданному басовитому реву заводского гудка, что вновь раскатился по всей рабочей слободке до самых дальних волжских пристаней. Но и тогда он не мог без внутреннего трепета слышать нарастающее откуда-то сзади или сбоку погромыхивание и визгливый скрежет неуклюжей, воронкотрубой «кукушки». Она мчалась по рельсам, громко стукоча на стыках, словно старый астматик, натужно шипя поршнями и разрывая Васяткины уши своим сиплым, пронзительно-тонким душераздирающим воем. За ней, лязгая железом, тянулись тяжело груженные металлом вагоны и платформы. Для Васятки на долгие-долгие годы внутризаводские пути остались тем грозным миром, который всегда жил по каким-то неизвестным ему, своим, никем не писанным законам.