Он подал картонку Фреду, ткнул пальцем в стихи: почитай. И снова стал смотреть на колонну, которой, казалось, конца не будет. Шла большая группа людей в национальных костюмах. Парни и пожилые мужчины в светлых рубахах под жилетами и короткими куртками. На некоторых были длинные широкополые кафтаны с обшлагами на рукавах. Все в узких штанах до колен, в гетрах и башмаках с пряжками. На женщинах и девушках — белые кофты с рукавами, корсажи со шнуровкой спереди, короткие, в сборку, широкие юбки под белыми фартуками.
И снова обычные современные костюмы, одежда по принципу — кто во что горазд. Снова плакаты и кресты, кресты. Один огромный крест, сколоченный уже не из палок, а из толстенных жердей, тащила на плече женщина, одетая в примелькавшиеся здесь джинсы и мужскую грубую куртку. Ветер трепал светлые волосы, рассыпал их по плечам, по темному дереву креста.
«Чего другие-то не помогут?» — подумал Александр. И тут же узнал: Саския!
И побежал к ней.
Саския так безумно глянула на него из-под рассыпавшихся волос, что он отшатнулся.
— Уйди!
— Это же я, — растерянно проговорил Александр. — Давай помогу.
— Не мешай!
— Я же хочу помочь.
— Нет! — Она выкрикнула это раздраженно, на них стали оглядываться. — Я сама, сама. Это мой… крестный путь!
— Ты что?! — удивился он и оглянулся, ища глазами Фреда. Фред шел неподалеку, не смотрел в их сторону. — Что ты говоришь?! Это же юродство!
— Юродство?! — Она остановилась. — Юродство! — повторила Саския и по-мужски рукавом куртки вытерла пот со лба. — Когда мир всею своею хваленою мудростью не познал бога в премудрости божией, то благоугодно было богу юродством проповеди спасти верующих. Юродство! — Она помотала головой, рассыпая по плечам волосы. — Мой крестный путь кажется мне достойным примером…
— Но ты женщина! — сказал Александр, обрадованный уже тем, что она заговорила с ним. — Не женское это дело таскать такие тяжести. Если так уж нужно втащить этот крест на гору, давай помогу.
— Что же получится, — недобро усмехнулась она. — Русский несет крест? А если узнают?
Он опешил от такого предположения. Конечно, узнают, да еще кто-нибудь сфотографирует, в газетах пропечатают. Вот уж скандал будет!
— Юродствуем мы повседневно, — сказала Саския. — И ты юродствуешь. Зачем вот приехал? Совесть заела? Или посмотреть захотелось? Все мы здесь во имя протеста, а ты? Боишься ведь.
— Чего это я боюсь?!
Она пожала плечами.
— Я знаю, почему ты так ко мне относишься, — хмуро сказал Александр.
— Интересно. Что же ты знаешь?
— Все. И почему я удостоился вашего с Луизой приглашения, и вообще все. Поиграли в похожего человека и надоело, да? Пощекотали нервы и в сторону?
— С чего ты это взял? — насторожилась она.
— С того. Мне пастор Штайнерт все рассказал.
Саския засмеялась.
— Он сам ничего не знает, твой Штайнерт.
— Он сказал: все дело в том, что я внешне похож на Сержа, сына Луизы.
— Не только внешне, — вставила Саския.
— Ну вот. И Эльза это подтвердила.
— Что подтвердила?
— Что мы с Сержем похожи друг на друга.
— Больше ничего?
— А что еще?
— Ну, я пойду, — облегченно вздохнула она и подлезла под перекладину креста.
— Так мы пойдем или будем с девушками разговаривать? — крикнул издали Фред.
— Так ведь помочь бы. Не женское дело — тяжести таскать.
— Она знает, что делает, не мешай ей.
— Не мешай, не мешай! — Саския словно бы нашла наконец нужное слово, повторила. — Не мешай мне, иди. Потом поговорим.
— Завтра я уезжаю, — напомнил он.
— Может быть, я приду к поезду.
Не обращая больше внимания на Александра, она потащила крест в гору. Длинным концом крест волочился по асфальту, оставляя белый след.
— В шесть часов поезд отходит! — крикнул ей вслед.
Она не обернулась и вообще никак не выказала, что услышала. Люди обходили ее, парни и девушки, мужчины и женщины, с сумками, с плакатами и вообще без ничего в руках. На Саскию оглядывались, но никто не предлагал свою помощь.
Еле отыскал он далеко впереди большую лысину Фреда, побежал догонять. Оглянулся на бегу и уже не увидел Саскии за толпами людей.
— Куда так торопишься? — запыхавшись, спросил Фреда.
— Ты хотел посмотреть? Расстояние немалое.
Он замолчал, все так же быстро шагая по обочине дороги. Что-то тревожное было в его молчании, в его спешке.
Дорога уперлась в колючую проволоку и здесь раздваивалась. На развилке стоял человек с мегафоном, кричал, чтобы люди расходились равномерно направо и налево. Фред повернул направо. Дорога была забита демонстрантами, люди стояли кучками и тонкими цепочками, взявшись за руки. Фред обходил эти группы лесом, и Александр, которому все хотелось рассмотреть получше, то и дело отставал и потом догонял Фреда быстрым шагом. Бежать не решался, чтобы не привлекать к себе внимания.